Апок, зазыватель бизонов   ::   Шульц Джеймс Уиллард

Не Бегун взял ее на руки и отнес в свой вигвам, а я последовал за ним. Когда жизнь вернулась к ней, она стала оплакивать родителей и долго не могла утешиться. Я не плакал, но было мне очень тяжело. В течение многих дней и многих месяцев мы грустили, и тропа, по которой предстояло нам идти, была каменистой тропой.

Не Бегун и его жена сказали нам:

– Не грустите, дети. Мы бедны, но наш вигвам будет также и вашим вигвамом. Для вас мы сделаем все, что в наших силах. Мяса у нас много, и голодать вам не придется.

Да, мы не голодали: Не Бегун был хорошим охотником. Но в его вигваме жило девять человек: Не Бегун, его жена, пять дочерей, дед, бабка, и для нас двоих оставалось мало места. Время шло, и наконец дочери Не Бегуна дали нам почувствовать, что мы здесь лишние. Две старшие дочери, когда их отца и матери не было поблизости, корили нас нашей бедностью, подсмеивались над поношенной нашей одеждой, отдавали нам приказания, словно мы были рабами. Я не обращал на них внимания, но больно мне было видеть, как плачет Питаки, обиженная злыми их словами. Зная, что скоро придется нам уйти из этого вигвама, я искал человека, который согласился бы нас приютить.

Как-то вечером Не Бегун стал бранить своих дочерей за то, что они нас обижают. В соседних вигвамах слышали его громкий голос. И когда две старшие дочери в слезах убежали, к нам в вигвам вошла маленькая худенькая старушка, которую звали Сюйяки. У нее был красивый, певучий голос…

Она села у входа, как и подобает женщине, а Не Бегун воскликнул:

– Добро пожаловать, Сюйяки! Добро пожаловать в мой вигвам! Чем могу я тебе услужить?

– О, вождь! Добрый вождь! Исполни мою просьбу, отдай мне этих двух детей, потерявших отца и мать. Ты знаешь, мой старик умер; тень его бродит среди Песчаных Холмов. Мои дочери и сыновья хотят, чтобы я жила с ними, но я не могу покинуть мой маленький вигвам. Всегда я поступала так, как мне вздумается, и не могу отказаться от своих привычек. Отдай мне детей, вождь! Пусть снова зазвенит в моем вигваме детский смех. Обещаю тебе – я буду им матерью.

Я заметил, что голос ее дрожит, а по щекам струятся слезы; я посмотрел на Питаки: глаза ее сверкали, она с нетерпением ждала, что скажет Не Бегун.

Вот какой он дал ответ:

– Боги добры. Мы с женой полюбили этих бедных детей и знаем, что здесь они несчастливы. В нашем вигваме тесно, а дочери мои… ну, не будем говорить об этом. Перед твоим приходом я молился, прося ответа, что мне делать. А ты пришла и дала готовый ответ. Возьми их, если они согласятся идти к тебе.

Не успел он договорить, как Питаки воскликнула:

– Мы пойдем к тебе, Сюйяки! Да, да, мы согласны!

Она повернулась к своей постели и начала свертывать бизоньи шкуры. Все засмеялись, видя, как она спешит.

Старуха посмотрела на меня. Я молча кивнул головой. Говорить я не мог: не было у меня слов, чтобы выразить мои чувства.

Когда мы уходили, Не Бегун на прощание сказал:

– Сюйяки, корми детей досыта. После охоты я буду приносить мясо в твой вигвам.

Его жена дала нам мешок с сушеным мясом и жиром. Переселяясь к Сюйяки, мы покидали клан Короткие Шкуры, к которому принадлежал наш отец, и уходили жить также в очень большой клан – Одинокие Едоки. Я не знаю, почему предки дали этому клану такое странное название. Члены его никогда не уединялись для принятия пищи и нередко устраивали пиры.

Сюйяки ввела нас в вигвам, раздула огонь в очаге и воскликнула:

– Вот мы и дома, дети, мои дети! Мой вигвам – ваш вигвам! Я перенесу свою постель; теперь я буду спать справа от входа. Ты, сын мой, – мужчина, а мужчине полагается спать в глубине вигвама. Ты, дочка, расстели шкуры слева от входа.

Добрая Сюйяки приютила нас в своем маленьком старом вигваме.