Бессмертный   ::   Мендес Катулл

Каким я был глупцом – знаменитый, божественный Калиостро, явившись, как дурак, в Рим и попавшись в руки инквизиции! Как мучили и терзали меня эти монахи! До какой подлости и трусости доводили их допросы!

Но что же делать?

Ждать и ждать! Чувствую себя сильнее, чем когда-либо. Мне едва только пятьдесят лет, но стоит ли об этом думать, когда я бессмертен?

Чтоб суметь сосредоточиться, надо отрешиться от гнева и увлечений. Когда человек не может забыть, надо вспоминать – это помогает коротать время.

Что если рассказать Панкрацио мою странную и удивительную историю, одновременно и темную, и блестящую? Да, напишу и прочту, это позабавит нас обоих.

Панкрацио, этот шпион, приставленный, чтобы продать меня, сделался другом. Он принадлежит мне душой и телом, так как я обратил его в розенкрейцера. И если со мной что-нибудь случится, ведь никогда нельзя быть уверенным в себе, имея дело с римской церковью, то эти бумаги станут прощальным приветом моей бедной жене, несчастной Лоренце, которая должна невыносимо скучать в монастыре Святого Антония. Что может она там делать – она, которая за все время жизни со мной ни разу не прочитала «Ave»?

Хорошо знаю, что она болтает со своим духовником и по утрам издали видит священника, служащего обедню. Это все-таки что-нибудь. Монастырь лучше тюрьмы, в этом могу вам поручиться.

… Давно прошло то время, когда я давал «поцелуй мира» множеству очаровательных «посвященных».

Но прочь, прелестные химеры! Пора начинать описание приключений графа Калиостро.



Глава II

Почему мой дядя Томазо поместил меня в монастырь, где я должен стать монахом, и каким образом я там сделался алхимиком



«Я провел первые годы моего детства в Медине, в Аравии, воспитанный под именем Ашарата, – имя, которое сохранял до моего путешествия в Африку и Азию. Вместе с учителем Альтотасом я жил во дворце муфтия Салахаима…»

Что это такое?.. Увы! Так начиналась биография, выпущенная мною в свет во Франции после заключения в Бастилию. Там никто в ней не сомневался, но Панкрацио никогда не поверил бы ни одному моему слову, точно так же, как и Лоренца, как и я сам…

Крайне трудно говорить настоящую правду. Это почти невозможно. Тем лучше. Недаром же я за всю свою жизнь сделал столько чудес.

Итак, вот она, правда.

Я родился в Палермо 6 июня 1743 года от хорошенькой брюнетки Фелиции Браконьери и торговца бакалейными товарами Пьера Бальзамо. У моей матери были большие кроткие глаза, и она знала множество прелестных песен, но я не сохранил ни малейшего воспоминания об отце. Зато отлично помню моего дядю Томазо, который раздавал гораздо больше пощечин, чем благословений, и моего дядю Калиостро, бывшего моим крестным отцом, чье имя я сохранил.

Кроме этого, почти ничего не знаю о первых годах моей жизни. Я считался красивым ребенком и так как был ленив, грязен, лакомка и даже иногда воровал, то дядя Томазо прочил меня в монахи. Меня поместили в монастырь Сен-Pox в Палермо, откуда я бежал, перелезши через стену. Но был пойман и заперт в монастырь Сен-Фрателли в Кастельжироне. Оттуда не бежал, несмотря на то, что мне этого очень хотелось; но стена была слишком высока, а двери крепко заперты. Сам же я еще не обладал в то время даром делать чудеса.

В Кастельжироне правила были очень строгие: надо было стать ученым и вести себя, как святой. Последнее условие крайне печалило меня. Предоставленный заботам монастырского аптекаря, старого монаха-лекаря, заставлявшего делать лекарства и микстуры, я проводил целые дни в его лаборатории, где мне нравилось гораздо больше, чем в церкви или в исповедальне. К тому же мы выходили из монастыря, чтобы ухаживать за больными, что прерывало заключение и развлекало меня.

Больные лихорадкой нравились мне, умирающие сильно интересовали. Я с удовольствием глядел в глаза смерти и ничего не боялся.