Бродяги Севера   ::   Кервуд Джеймс Оливер

Описав крутую дугу, он стукнулся о валун шагах в десяти от дерущихся и был настолько оглушен, что несколько секунд никак не мог подняться на ноги. Наконец в глазах у него прояснилось, он поглядел на мать и на Макуза, и его сердце снова отчаянно забилось.

Макуз уже не дрался — он улепетывал с поляны во все лопатки, заметно припадая на заднюю лапу.

Бедная старая Нузак стояла пошатываясь и глядела вслед убегающему врагу. Она задыхалась, как загнанная лошадь. Ее пасть была широко открыта, язык высунут. С ее боков на землю стекали струйки крови. Макуз умело измял ее и искалечил. С первого взгляда можно было увидеть, что она потерпела решительное поражение. Но великолепное зрелище обращенного в бегство врага заслонило от Неевы все остальное. Макуз позорно покинул поле боя! Следовательно, побежден был именно он. И, ликующе повизгивая, Неева кинулся к матери.



3

Они стояли, облитые жарким солнцем июньского дня, и смотрели, как Макуз торопливо взбирается на откос по ту сторону речки. В эту минуту Неева чувствовал себя старым закаленным бойцом, а вовсе не пузатым медвежонком с круглой мордочкой, которому едва исполнилось четыре месяца и который весит не четыреста фунтов, а всего девять.

Однако после того как Неева сжал свирепыми зубками нежный палец Макуза, прошло еще немало времени, прежде чем Нузак настолько отдышалась, что смогла издать глухое ворчание. Ее бока раздувались, как кузнечные мехи, и, когда Макуз исчез в зарослях на другом берегу речки, Неева присел на толстые задние лапы, насторожил смешные круглые ушки и обеспокоенно уставился на мать круглыми блестящими глазами. Нузак с хриплым стоном повернулась и медленно побрела к большому валуну, возле которого она спала, когда ее разбудили панические вопли Неевы. Ей казалось, что все ее старые кости перебиты или вывихнуты. Она брела, хромая, припадая к земле и постанывая, а позади нее по зеленой траве тянулись цепочки кровавых пятен. Макуз отделал ее самым беспощадным образом.

Нузак со стоном легла и поглядела на Нееву, словно говоря: «Если бы не твои проказы, старый разбойник не взбесился бы и ничего этого не произошло бы! А теперь только погляди, что сталось со мной!»

Молодой медведь быстро оправился бы после подобной драки, но Нузак пролежала без движения весь вечер и всю ночь. А такой красивой ночи Неева еще не видел. Теперь, когда ночи стали теплыми, он полюбил луну еще больше, чем любил солнце, потому что по своей природе, по всем своим инстинктам был более ночным бродягой, чем дневным охотником. Луна встала на востоке в золотистом ореоле. Купы елей и сосен казались темными островками в море серебряного света, а речка, петляя по озаренной луной долине, блестела и прыгала по камням, словно живое существо. Но Неева хорошо запомнил преподанный ему урок, и, как ни манили его луна и звезды, он только теснее прижимался к матери, слушал доносившийся до него прихотливый хор ночных голосов и не двигался с места.

Когда забрезжил рассвет, Нузак встала, тихим ворчанием приказала Нееве следовать за собой и начала медленно подниматься по склону к озаренному солнцем гребню. Ей вовсе не хотелось двигаться, но где-то в глубине ее сердца прятался страх, что злобный старый Макуз вернется — она понимала, что теперь он легко с ней справится, а потом позавтракает Неевой. Вот почему она принудила себя перебраться через гребень, пересечь еще одну долину и сквозь узкую, похожую на дверь расселину выбраться в просторы холмистой равнины, где среди еловых и кедровых лесов на лугах блестели озера. Всю прошлую неделю Нузак неторопливо направлялась к одной из речек на этой равнине, а теперь, подгоняемая маячившей сзади грозной тенью Макуза, она трусила без отдыха, и короткие толстые лапки Неевы подгибались от усталости.