Две любви   ::   Кроуфорт Френсис Марион

Утром Жильберт проснулся и сел на мостовой двора, когда же к нему приблизился Альрик, он сделал ему знак не будить Дунстана и оставить его отдыхать.

Он взглянул на спящего и подумал, сколько страдал его слуга, рождённый почти таким же благородным, как он сам. Он вспомнил, с какой отвагой этот человек сражался и проливал кровь, не принимая денег, и Жильберт сожалел, что такой человек, который был, по правде сказать, первенцем хорошего рода семьи, сделался слугой. Когда Дунстан открыл глаза и вскочил разом, увидев, что его господин проснулся, то Жильберт обратился к нему со словами:

— Вы сражались со мной, — сказал он, — вы страдали вместе со мной, мы постничали вместе во время похода, пили из одного источника во время сражений, когда вокруг нас сыпался дождь стрел, и теперь, благодаря Бога, мы будем братья, когда я женюсь на Беатрисе. Без вас я плакал бы теперь у неё на могиле. Неприлично, чтобы мы были долее господином и слугой, так как в ваших жилах течёт кровь знатного дома.

— Сударь, — прошептал Дунстан, очень покраснев, — вы слишком ко мне добры, но я не хочу заимствовать благородство от отца, который был убийцей и вором.

— Вы доказываете этими словами ваше благородство, — ответил Жильберт. — Мог ли он дать вам другую кровь, чем его? Значит Беатриса тоже дочь вора и преступника.

— И знатной дамы, это разница, — заметил Дунстан, — я не ровня моей сестре. Но если же так, и я могу носить его имя и сделаться благородным, тогда, сударь, попросите, прошу вас, у нашего короля Англии, чтобы я мог взять новое имя, которое было бы моим собственным, чтобы ошибка моего происхождения была забыта.

— Это-то я и хочу сделать, так как лучше, чтобы это было так.

Позже он сдержал слово, и когда Беатриса получила, что принадлежало ей, то она дала Дунстану третью часть своих громадных владений за то, что он спас ей жизнь, хотя у него не было никаких официальных прав. Его назвали Дунстаном Спасителем, потому что он спас большое количество людей.

Он добился расположения короля Генриха, отважно сражался, был сделан рыцарем и наконец дал основание благородному поколению.

В это утро Беатриса вышла на маленький иерусалимский двор очень слабая и усталая; она села возле Жиль-берта в тени у стены; её рука лежала в его руках, а лицо её было освещено дневным светом.

— Жильберт, — спросила она, когда он рассказал ей все, что с ним случилось до того времени, — когда я была так разгневана и недоверчива в Антиохии у королевы в комнате, почему вы уехали, покинув меня за то, что я была не права?

— Я также был разгневан, — ответил он просто. На это она возразила тотчас же по-женски.

— Это нелепо. Вы должны были взять меня насильно к себе на руки и обнять, как вы сделали на берегу реки давно. Тогда я поверила бы вам, как верю теперь.

— Но вы не хотели слышать ни моих слов, ни королевы, — сказал он. — Даже когда она отдалась в руки короля, в доказательство, что она искренна; вы не хотели верить ей.

— Если бы мужчины только знали! — Беатриса тихо засмеялась своим смехом птички, в котором слышалась весенняя мелодия.

— Если бы мужчины знали… что? — спросил Жильберт.

— Если бы мужчины знали… — она остановилась, покраснела, затем опять засмеялась. — Если бы мужчины знали, как женщины любят нежные слова, когда они счастливы, и порывистые действия, когда они в гневе. Я отдала бы мою кровь и королевство королевы за поцелуй, когда вы меня покинули.

— Если бы я это знал!.. — воскликнул Жильберт.

— Вы должны были это знать, — ответила молодая девушка.

Её брови несколько приподнялись с выражением полумечтательным, которое ему очень нравилось, в то время как её губы улыбались.

— Я никогда не пойму, — сказал он. Она тоже засмеялась и ответила.

— Я объясню вам.