Школа ужасов   ::   Джордж Элизабет

 – Я так натерла себе ноги, что у меня глаза того и гляди выскочат. По-моему, это орудие пытки, Впрочем, теперь-то я знаю, будь сейчас война, я бы давно выболтала врагам все, что мне известно.

Он негромко рассмеялся и отважился наконец поднять голову и посмотреть на нее. Нисколько не изменилась. Гладкие каштановые волосы все так же обрамляют лицо. Темные глаза все так же смело встречают его взгляд. Стройная фигура, прямая, горделивая осанка.

– Ты нынче утром примчалась из Греции? – поинтересовался он.

– Только на этот самолет и были билеты. Я приехала прямо из аэропорта.

Вот почему она так одета– легкомысленно, по-весеннему, в платье персикового цвета, совершенно неуместное на похоронах. Сняв плащ, Линли предложил его Хелен.

– Я так плохо одета? – уточнила она.

– Вовсе нет. Но ты промокнешь. Туфли уже не спасти, но зачем же губить и платье?

Хелен накинула на себя плащ. Он был слишком, до нелепости, велик ей.

– Зонтик-то у тебя есть, – напомнил он. Сложенный зонтик свисал с ее запястья.

– А, да. Знаешь, эти ужасные автоматически складывающиеся зонтики. Я приобрела его в аэропорту. Он только и знает, что автоматически складываться. – Она потуже затянула пояс плаща. – Ты уже говорил с Барбарой?

– По телефону говорил, несколько раз со среды. Сегодня нет. Еще нет.

Леди Хелен посмотрела в сторону Барбары. Тоненькая цепочка людей все еще тянулась к ней. Линли продолжал смотреть на леди Хелен. Она резко обернулась к нему, и он залился румянцем, точно она застала его врасплох. Слова ее тоже прозвучали неожиданно.

– Саймон рассказал мне о вашем расследовании. Об этой школе и погибшем мальчике. – Помедлив, она добавила: – Тебе это нелегко

– Да, кое-что в самом деле… Особенно сама школа. – Линли отвернулся. Та женщина, в розовых перчатках, все еще возится у соседней могилы, Рядом с ней на земле дожидается азалия – нечего сказать, удачно выбрала погоду.

– Напомнила тебе Итон?

Да, она все знает про него, все знает. И так всегда. Она сразу же нащупывает самую суть. Ей и гадать не надо для посадки.

– Я молился за него в Итоне, Хелен. Я когда-нибудь говорил тебе? В мемориальной часовне. Четыре архангела смотрели на меня сверху из всех четырех углов и обещали– мои молитвы будут услышаны. Я приходил туда каждый день. Вставал на колени и молился: Боже, сохрани жизнь моему отцу. Я сделаю все, что пожелаешь, Господи. Только бы он не умирал.

– Ты любил его, Томми. Любой ребенок молится о своем отце. Дети не хотят, чтобы родители умирали. В чем же твоя вина?

Линли покачал головой:

– Не в том дело. Я не понимал тогда, не думал. Я молился, чтобы он не умирал. Хелен, я молился, чтобы он остался жить. Мне и в голову не пришло попросить, чтобы он исцелился. Моя молитва была услышана, он прожил еще шесть лет, шесть мученических лет.

– Ох, Томми!

Ее нежность, ее сочувствие сокрушили его. Слова вырвались помимо его воли:

– Как я скучал по тебе!

– Я тоже, – ответила она. – Честное слово.

Могут ли четыре простых слова подарить надежду? Линли прикидывал так и этак, наполнял ее ответ смыслом, обещанием. Стоило ей произнести эти слова, и он уже готов был все поставить на карту, вновь объясниться в любви, отдать ей всю свою жизнь, потребовать, чтобы она признала, приняла давно установившуюся между ними близость. Но за эти два месяца, два месяца разлуки, два месяца, когда он ни на единый час не забывал ее, Линли, по крайней мере, научился сдерживаться.

– У меня дома есть непочатая бутылка шерри, – отважился намекнуть он. – Приезжай, отведай, скажешь, каково на вкус.

– Томми, ты же знаешь, я не могу устоять перед шерри. Можешь процедить его через собственные грязные носки, а я все равно буду пить и расхваливать.