Год у американских полярников   ::   Зотиков Игорь А.

Такие же худые служащие у весов также что-то кричали друг другу, временами указывая на меня. По отдельным словам я понял, что они говорят по-английски. Я начал им объяснять, что мне надо лететь дальше, но мой самолёт улетел. Теперь мне надо найти компанию, самолёт которой доставил бы меня в Сидней. Я хотел бы улететь как можно скорее.

Из моей фразы клерк понял лишь то, что я пытаюсь говорить по-английски. По-видимому, у нас обоих были очень сильные, но разные акценты, которые, сложившись, лишили нас возможности понимать друг друга.

Наступила ночь, все наши, кто прилетел вместе со мной, уже уехали. Вдоль стены шли конторки представителей различных компаний: английских, американских, итальянских, нашего родного Аэрофлота… Красочные плакаты над каждой конторкой приглашали лететь в любой пункт мира именно их самолётами. Но клерков за стойками не было. Никто не боролся за то, чтобы я согласился лететь на их самолёте.

И тут я услышал у одного из окошечек русскую речь: «Черт побери…» Через минуту мы познакомились. Его звали Юра Кошелев. В Москве мы бы прошли мимо друг друга, не улыбнувшись. Но здесь мы сразу же стали почти что родственниками. Юра тоже спешил, только в Токио. Он тоже пытался пробиться через языковый барьер, но более удачно, чем я.

Наконец кто-то заинтересовался нами. Выяснилось, что можно лететь по-прежнему английским самолётом, но тогда надо сидеть весь день в Карачи. Можно лететь итальянским. Он улетает завтра в семь утра. Правда, меняется маршрут. Самолёт будет садиться в Индии, Таиланде, Сингапуре. У меня нет виз в эти страны. Короткий разговор клерка с какой-то мисс из «Алиталиа» (так называется итальянская компания) и на меня дано магическое «О'кей». Это значит, ваши билеты закомпостированы.



В итальянском «Дугласе»



На другое утро я уже сидел в длинном салоне итальянского «Дугласа». «Дуглас-8» был по тому времени современный самолёт. Он вмещал сто с лишним пассажиров. Скорость его достигала тысячи с лишним километров в час. Это был мой первый полет на иностранном самолёте. Присматриваюсь. После взлёта стюардессы куда-то исчезли и появились уже преображённые. Строгая форменная одежда заменена на домашние платья, правда чуть-чуть стилизованные, так что эмблема компании на груди или воротничке воспринимается как украшение. Предстоит длинный полет, люди устают, им надоедает смотреть на стюардессу в форме, а вот улыбающуюся красивую девушку видеть всегда приятно. Потом было много других экипажей, и я любовался и стюардессой-индианкой в сари, и японкой в кимоно.

Мы уже позавтракали, когда пришло время пристегнуть ремни перед посадкой в Бомбее. О Бомбее сказать мне нечего. Час ожидания в аэропорту. Пальмы за лётным полем. Холмистый пейзаж. Где-то рядом, но недосягаемый — знаменитый висячий сад Бомбея.

Летим дальше. Впереди Бангкок — столица Таиланда. Таиланд — это бывший Сиам. Читал у Паустовского, что там, в Бангкоке, есть кладбище, где среди густой травы стоит большой белый слон из мрамора, грустно склонив голову. А под ним надпись по-русски и по-сиамски: «Здесь лежит Маруся Весницкая — королева Сиама». Та самая гимназистка из Киева, в которую был влюблён юный Паустовский и все его товарищи и которую увёз с собой в Бангкок заезжий сиамский принц.

В Бангкоке нас встречают надменные упитанные чиновники в одежде полувоенного покроя. Очень красивые девушки из наземного обслуживания похожи на японских кинозвёзд. Ни тени раболепия перед пассажирами европейского лайнера. Скорее, наоборот, сквозит усталое равнодушие хозяина, которому надоели частые гости. Все сдают паспорта, и я сдаю свой. Пауза, удивлённый взгляд, пауза:

— Проходите…

Правда, далеко не ушли. Вылет через час, после заправки.

Жара невыносимая.