Горячее селение Амбинанитело   ::   Фидлер Аркадий

— Мы собираем насекомых для музеев. Мы — естествоиспытатели, — поясняю я более учтиво.

— Господа не французы?

— Нет.

— Немцы?

— Нет. Поляки.

— Ах, поляки! — повторяет индус с таким выражением, точно это для него радостная новость. — И вы собираете насекомых? А это выгодно? И почему вы едете в эту часть света? И, вероятно, в самую глубину тропического леса?

— Нет, не в глубину. В бассейне Мароанцетры есть такая деревня — Амбинанитело, расположена над рекой Антанамбалана.

— Bien, знаю ее прекрасно. Там у меня филиал, склад тканей. Я — Амод, купец из Мароанцетры.

— А я думал… полицейский агент: очень уж вы любопытны.

— Нет, благодарю! — поежился индус.

Мое ироническое замечание, видимо, не доставило ему удовольствия, но любопытства не укротило.

— Амбинанитело — деревня большая, это верно, и там много красивых девушек — рамату, но зачем вам, черт возьми, лезть в такую захудалую дыру?

— Мы надеемся найти там две вещи: редких насекомых и следы Беневского.

— Беневского? Кто такой Беневский? Пропавший соотечественник?

— Да, что-то в этом роде.

Индус вытирает шелковым платком лицо и вздыхает:

— Пожалуй, ночью разразится буря…

Он иссяк, пропала охота разговаривать. У нас тоже.

Уходя, он сказал:

— До свиданья, господа. Встретимся за обедом.

Не встретились. Он ехал первым классом. Мы — вторым.

К вечеру мы причалили к пристани в Фульпуэнте. Во второй половине XVIII века здесь властвовал король Хиави, союзник и почитатель Беневского. Теперь здесь властвуют белые владельцы кофейных плантаций. В течение часовой стоянки в порту на наше судно погрузили сотни мешков этих ценных зерен. Таскали их на спинах полунагие мальгаши. Грузчики принадлежат к племени бецимизараков, живущем на большей части восточного побережья острова. Согнувшись, обливаясь потом, они бегут на пароход.

Индус Амод и упитанный француз Тинер, торговец лесом в Мароанцетре, тоже пассажир первого класса, сошли, как и мы, на берег и прогуливаются по пристани, чтобы глотнуть немного воздуха. Я прошу их объяснить мне одно непонятное противоречие. Почему портовые грузчики, которых колонизаторы считают отъявленными лентяями, так хорошо работают.

— Противоречие? — восклицает Тинер. — Здесь нет никакого противоречия! Вас правильно информировали эти мошенники, — Тинер презрительно кивнул в сторону рабочих, — эти мошенники — самый гнусный сброд под луной. Лень этих ничтожеств не поддается описанию…

— И поэтому они так бегают с мешками, — замечаю я.

— Ну, то, что они так бегают с мешками, — невозмутимо продолжает купец,

— совсем другое дело. Это результат гениальной экономической двигательной силы нашей колониальной администрации. Знаете ли вы, господа, что такое подушный налог? Это чудо, это современное заклинание. Он обладает такой силой, что заставил работать даже этих закоренелых бездельников. На нашем большом острове господствовали различные формы рабства, но результаты заставляли желать много лучшего, прибыли оставались слишком низки. В 1895 году мы уничтожили последние следы прежней бездарной системы. Был введен подушный налог, мера совершенная и куда более выгодная для властей, чем все обанкротившиеся прежние формы.

— Смело вы говорите об этом и даже с каким-то особенным энтузиазмом!

— А как же иначе? Взгляните на этих молодых ракотов, царов, расафов, сиддицов, и как там их еще! Лентяи, изголодавшиеся бродяги, разве им когда-нибудь приходило в голову взяться за настоящую работу? А теперь — обязаны. Обязаны потому, что на Мадагаскаре каждый без исключения мальгаш старше восемнадцати лет должен платить солидный подушный налог.