Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 2   ::   Борн Георг

— Ваше величество, все потеряно! Министр-президент бежал, чтобы спастись от гнева народа!

— Бежал? Не может быть! Вас обманули!

— Уже три часа тому назад граф Сан-Луис, переодетый, бежал с де Молинсом.

— Так позвать ко мне Кастро, маркиза де Герона и Доменеха!

— Я уже искал их, ваше величество, — сказал камергер, дрожа от страха и ужаса, — они тоже бежали!

— Неужели нас окончательно предали? — сказала замирающим голосом королева. — Эти презренные люди бросили нас в ту минуту, когда мы более всего в них нуждаемся!

Казалось, Изабелла не знала, что предпринять; она молча стояла в каком-то оцепенении, потом вдруг сказала:

— Попросите сюда мою августейшую мать и герцога Риансареса. Мы хотели бы их видеть около себя.

О своем супруге Изабелла не думала — еще за несколько часов до этого он простился с ней и пошел во дворцовую капеллу. Изабелла знала, на какую помощь могла рассчитывать со стороны ничтожного Франциско де Ассизи и не чувствовала потребности видеть его около себя в час, когда ей угрожала опасность. Ее взгляд упал на ребенка, и глаза королевы наполнились слезами. Девочка, не понимая приближающейся опасности, улыбалась и тянула к ней руки. Изабелла поцеловала маленькую дочь, и ее слезы упали на вытканные золотом кружева белого платьица.

Адъютант явился с горестным известием, что королеву-мать не могли найти во всем дворце и что герцог Риансарес бежал со своими детьми.

— Бежали, все бежали! О, тогда мы окончательно погибли! — простонала, убитая горем, королева. Она вдруг увидела себя покинутой, покинутой теми, которые, как ей казалось, поддерживали ее и желали добра, которых она отличала и награждала, которые клялись ей в искренней любви и преданности.

Сраженная горем, доверчивая королева почувствовала, что лучшие струны ее сердца порвались, что вера в любовь и верность разрушена. Тем временем до ее окон все грознее долетали гневные крики подступавшей толпы. Бой превратился в отвратительную резню, выстрелы раздавались все реже и реже, их заменили неистовые вопли разнузданной черни.

— Смерть министрам! Смерть мошенникам и лицемерам! Долой Марию-Христину!

Смятение и отчаяние овладели окружающими королеву, когда они убедились, что королевские исповедники и монахиня, вместо того, чтобы утешать их, тайно скрылись.

Паула де Бевиль подошла к своей повелительнице и с мольбой протянула маленькие дрожащие руки, в ее обычно игривых глазах стоял испуг.

— Ваше величество, — прошептала она, — не медлите, не то закроется последний выход. Спасайтесь!

— Бежать, маркиза? Вы не знаете, что говорите, моя милая! Мы здесь останемся, даже если все перейдут к нашим врагам. Если вы тоже хотите нас оставить, так идите, Паула. В этот час мы столько испытали, что и это страдание нас не сломит, идите. Мы остаемся.

— В таком случае я тоже остаюсь, ваше величество, позвольте мне умереть с вами, — проговорила, рыдая, маркиза.

Изабелла обняла ее.

— Приободрись, милая Паула! Узнаем, кто желает нам добра и кто нас покидает. Действительно, этот роковой час оказал нам услугу, он показал, чьи слова, клятвы и любовь были притворны. Кажется, что все окружающее нас было фальшиво и ничтожно.

— Только не думайте обо мне этого, ваше величество. Если вы отказываетесь отступить перед натиском недовольной толпы, если твердо решились перенести страшные испытания, то и я останусь с вами и все перенесу!

Старая Марита тоже подошла к королеве, покрыла ее руки поцелуями и сказала, что с радостью готова умереть с ней.

Слова этих двух преданных женщин глубоко тронули Изабеллу. Но королеву ждало новое неприятное известие.

Адъютанты доложили, что восставшие войска разбили генерала Блазера и овладели всей Монхской долиной и улицами, ведущими из Мадрида в Кадис.