Сильнее смерти   ::   Конан-Дойль Артур

С этого момента я начал жалеть о своем легкомыслии и поспешности, с какой спас эту женщину. Что мне за дело до того, будет ли она жить, или умрет? Я ведь не какой-нибудь пылкий юноша, чтобы совершать такие подвиги. Мне приходится терпеть в доме Медж, но она стара и безобразна и на нее можно не обращать внимания. А существо, спасенное мною, молодо и жизнерадостно и создано для того, чтобы отвлекать человека от серьезных дел. Куда бы мне ее отправить и что с ней делать? Если я сообщу о ней в Уик, то ко мне явятся чиновники, начнут везде шарить, высматривать, задавать вопросы, а мне претит даже мысль об этом. Нет, лучше уже терпеть ее присутствие.

Вскоре выяснилось, что меня подкарауливали новые неприятности. Положительно, не найти в этом мире места, где бы тебя не тревожили представители неугомонной человеческой расы, к которой принадлежу и я. По вечерам, когда солнце скрывалось за холмами и они погружались в мрачную тень, а песок сиял золотом и море переливалось ослепительными красками, я обычно отправлялся гулять по берегу. Иногда я брал с собой книгу. Так поступил я и в этот вечер и, растянувшись на песке, собрался было почитать. Но не успел я улечься, как вдруг почувствовал, что между мною и солнцем встала какая-то тень. Оглянувшись, я увидел, к своему величайшему изумлению, высокого, хорошо сложенного человека. Он стоял в нескольких ярдах и, хотя несомненно видел меня, не обращал на меня внимания. Сурово нахмурившись, он пристально смотрел через мою голову на бухту и черную линию рифа Мэнси. У него было смуглое лицо, черные волосы, короткая курчавая борода, орлиный нос и золотые серьги в ушах. Он производил впечатление человека необузданного, но по-своему благородного. На нем была выцветшая вельветовая куртка, рубашка из красной фланели и высокие, чуть не до пояса морские сапоги. Я сразу же узнал человека, которого заметил прошлой ночью на гибнущем корабле.

- Вот как! - раздраженно сказал я. - Значит, вы все же добрались до берега?

- Да, - ответил он на правильном английском языке. - Но я здесь ни при чем. Меня выбросили волны. Как бы мне хотелось утонуть. - Он говорил по-английски с легким иностранным акцентом, и его было довольно приятно слушать. - Два добрых рыбака, которые живут вон там, спасли меня и ухаживали за мной, но, по правде сказать, я не испытываю к ним благодарности.

"Ого! - подумал я. - Мы с ним одного поля ягода".

- А почему вам хотелось бы утонуть?

- Потому что там, - воскликнул он, в порыве страстного и безнадежного отчаяния выбрасывая вперед свои длинные руки, - потому что там, в этой голубой безмятежной бухте, лежит моя душа, мое сокровище, все, что я любил и для чего я жил.

- Ну, - возразил я, - люди гибнут ежедневно, и волноваться из-за этого вовсе не следует. Да будет вам известно, что вы ходите по моей земле, и чем скорее вы отсюда уберетесь, тем будет мне приятнее. Для меня вполне достаточно хлопот и с той, которую я спас.

- Которую вы спасли? - спросил он, задыхаясь.

- Да, и если вы сможете захватить ее с собой, то я буду вам очень признателен.

Секунду он смотрел на меня, словно с трудом вникал в смысл моих слов, а затем, дико вскрикнув, с удивительной легкостью помчался к моему дому. Ни до этого, ни после я не видел, чтобы человек бегал так быстро. Я бросился за ним, возмущенный вторжением, грозившим моему жилищу, но еще задолго до того, как я добежал до дома, он уже нырнул в открытую дверь. Из дома раздался пронзительный крик, а когда я подошел ближе, то услышал бас мужчины, который что-то быстро и громко говорил. Заглянув в дверь, я увидел, что девушка, Софья Рамузина, скорчившись, сидит в углу, ее повернутое в сторону лицо и вся фигура выражали страх и отвращение.