Меткая Пуля   ::   Эмар Густав

 — Сюда, Ивон!

— Сейчас, ваше сиятельство, — немедленно отозвался голос; из леса выехал второй всадник и хладнокровно встал возле первого.

Это был Ивон Керголе, камердинер графа.

Странное зрелище представляла эта группа из трех человек, которые оставались невозмутимыми посреди сотни индейцев, яростно ревевших вокруг них.

Граф, со стеклышком в глазу, гордо приосанившись на своей лошади, с надменным взором и презрительно оттопырив губу, осматривал замок своего ружья.

Меткая Пуля, с пистолетом в каждой руке, готовился дорого продать свою жизнь, а слуга просто ждал приказания напасть на дикарей.

Взбешенные смелостью белых, индейцы подстрекали друг друга криками и жестами немедленно отомстить безумцам, которые так легкомысленно дались им в руки.

— Очень некрасивы эти индейцы, — сказал граф. — Теперь вы свободны, любезный друг, больше нам тут нечего делать, поехали.

Он взмахнул рукой, чтобы толпа расступилась.

Но черноногие двинулись вперед.

— Берегитесь! — вскричал Меткая Пуля.

— Полноте! — возразил граф, пожимая плечами. — Разве эти негодяи осмелятся остановить меня?

Охотник поглядел на него с таким видом, как будто не знал наверняка, с кем имеет дело, с сумасшедшим или с человеком в здравом уме, до того он был поражен этим странным ответом.

Граф пришпорил лошадь.

— Его убьют, — пробормотал Меткая Пуля, — но какой молодец! Не отстану от него, что бы там ни было.

Действительно, опасность грозила нешуточная, индейцы, сомкнув свои ряды в плотную массу, готовились к ожесточенному нападению на трех смельчаков.

Нападение, вероятно, имело бы роковые последствия, так как европейцы, ничем не защищенные от ударов противников, не могли надеяться на спасение.

Тем не менее граф был убежден в противном; не обращая внимания на враждебные действия и крики краснокожих, он подъехал к ним с моноклем в глазу.

Надо сказать, что со времени появления графа индейский вождь, точно окаменев при взгляде на него, оставался неподвижен и не сводил с него глаз, очевидно, чем-то глубоко взволнованный.

Вдруг, в ту самую минуту, когда индейцы уже прицеливались из своих ружей и вкладывали стрелы в луки, Серым Медведем, по-видимому, овладела внезапная решимость, он бросился вперед, взмахнув бизоновым плащом и крикнул громким голосом:

— Остановитесь!

Покорные воле вождя, черноногие воины тотчас повиновались.

Вождь выступил на три шага вперед, почтительно поклонился графу и сказал ему со смирением:

— Да простит мой отец своим детям, они не знали его, но отец мой велик, его могущество неизмеримо, благость его бесконечна, он забудет то, в чем они могли оскорбить его.

Изумленный этой речью, Меткая Пуля дословно перевел ее графу, простодушно сознавшись при этом, что ничего не понимает.

— Просто струсили, — ответил граф, улыбаясь.

— Гм! — пробормотал охотник. — Что-то неясно, тут кроется другое. Но это все равно, пустимся на хитрость.

Тут он обратился к Серому Медведю:

— Великий вождь бледнолицых доволен покорностью своих краснокожих детей, — сказал он, — и прощает их.

Вождь сделал движение, выражавшее радость.

Три человека прошли между расступившимися индейцами и углубились в чащу леса, ничем не потревоженные в своем отступлении.

— Уф! — воскликнул Меткая Пуля, как только увидел себя в безопасности. — Отделался! Но, — прибавил он, качая головой, — что-то удивительное кроется за всем этим чего я понять не могу.

— Теперь, любезный друг, — сказал граф, — вы вольны идти куда вам угодно.

Охотник задумался.

— Ведь я вам обязан жизнью, — сказал он минуту спустя, — я вас не знаю, но вы мне кажетесь славным малым.

— Вы льстите мне, — заметил граф, улыбаясь.

— Ей-Богу, нет, говорю, что думаю. Если вы согласны, мы не расстанемся, по крайней мере, пока я не сквитаюсь с вами и в свою очередь не спасу вам жизнь.

Граф протянул ему руку.