Блуждающие огни   ::   Линт Чарльз

С гитарой на коленях она сидела в ногах кровати на скомканном лоскутном одеяле. Джули Симе устроилась у изголовья, прислонившись к резной деревянной спинке. Она подалась вперед, стараясь поверх плеча Сары разглядеть то, что было видно в окно.

- Да, сад и впрямь большой, - проговорила она.

Сара кивнула. В глазах у нее появилось мечтательное выражение.

Шел 1969 год, и подруги решили создать музыкальную группу, чтобы исполнять народную музыку. Сара будет играть на гитаре, Джули - на блок флейте, и обе - петь. Им хотелось с помощью музыки изменить мир, ведь так уже делалось всюду. В Сан-Франциско. В Лондоне. В Ванкувере. Чем же Оттава хуже?

В своих выцветших расклешенных джинсах и пестро раскрашенных футболках они ничем не отличались от других семнадцатилетних девушек, толпившихся возле Воинского Мемориала в центре города или сидевших по выходным в кафе. У обеих были длинные волосы: целый каскад каштановых завитков у Сары и рассыпающиеся по плечам пряди цвета воронова крыла у Джули. Девушки носили бусы и сережки из перьев и обе отвергали макияж.

- Мне казалось, он говорит со мной, - сказала Сара.

- Кто? Сад?

- Ага.

- И что он говорил?

Мечтательный взгляд стал печальным. Сара грустно улыбнулась Джули.

- Не помню, - ответила она.

Через три года после смерти родителей Сара Кенделл - ей тогда было девять лет - стала жить в странном и безалаберном доме своего дяди Джеми. Дом Тэмсонов был гигантским сооружением, состоящим из сплошных коридоров, комнат и башен. Дом занимал целый городской квартал, а девятилетнему ребенку он вообще казался не имеющим границ.

Сара бродила по коридорам, переходя из одного в другой, заглядывала в бесчисленные комнаты, напоминавшие лабиринт, который тянулся от северо-западной башни, где располагалась ее спальня, окнами выходившая на Банковскую улицу, до кабинета дяди в дальнем конце дома с окнами на улицу О'Коннор. Большую часть времени Сара проводила в библиотеке или гуляла в саду. Ей нравилась библиотека, похожая на музей. Там вдоль стен высотой в два этажа тянулись полки с книгами, доходившие до сводчатого потолка, а в середине комнаты стояли витрины, где за стеклом хранились всевозможные диковинные вещицы, от которых захватывало дух. Пришпиленные булавками к бархату насекомые; поделки из камня; черепа животных и глиняные свистульки в виде птиц; старые рукописи; нарисованные от руки карты, выцветшие до сепии; маски Кабуки; миниатюрный синтоистский алтарь из слоновой кости и черного дерева; куклы из кукурузных початков; японские нэцкэ; фарфоровые миниатюры; древние ювелирные украшения; африканские бусы, а также скрипка из латуни в два раза меньше настоящей…

Витрины были так забиты всякой всячиной, что Сара могла целый день увлеченно рассматривать содержимое одной из них, а подойдя к витрине на следующий день, снова находила там что-то, чего еще не видела. Однако интереснее всего было слушать рассказы дяди, который знал историю каждого предмета. Что бы Сара ни принесла в его кабинет - крошечную фигурку нэцкэ из слоновой кости, которая изображала барсука, выползающего из чайника, или плоский камешек со странными черточками-насечками, напоминающими огамический алфавит, которым пользовались древние ирландцы, дядя мог говорить о них от обеда до ужина.

То, что половину историй он придумывал сам, делало их только еще более занимательными, ведь у Сары появлялась возможность уличить его в том, что он что-то путает, а то и самостоятельно завершить его невероятный рассказ.

Но если интеллектуально девочка была развита не по годам, то от душевных ран, вызванных смертью родителей и временем, которое ей пришлось провести в доме другого дяди - брата ее отца, она еще не оправилась.