Одиночка - Джек   ::   Брэнд Макс

 — Но если я останусь с ним здесь, — продолжил он, — мне придется бежать от погони в горы. А куда легче скрыться там, где ты знаешь все вдоль и поперек… не то что в горах, которых вовсе не знаешь!

Фермер покачал головой и объяснил:

— Тебе не грозит здесь опасность, разве что сам поставишь себя в опасное положение.

— Меня мало тут знают, ведь так? — спросил Одиночка Джек, и в его слабой улыбке странно смешались тщеславие и уныние.

— Вообще не знают, — ответил фермер.

Одиночка Джек промолчал. Лицо его хранило по обыкновению непроницаемое выражение, но было ясно, что он не питает ни малейшего доверия к тому, что слышит. Эпперли счел нужным пояснить.

— Новости медленно доходят сюда, — сказал он. — Газеты успевают устареть, прежде чем попадут к нам в руки. Самым свежим и то бывает не меньше месяца, так что поневоле привыкаешь читать прессу как древнюю историю. И в этом случае внимание, как водится, привлекают сами истории, но не имена людей. Половина здешних жителей, если спросить их, с трудом припомнят имя нынешнего президента Соединенных Штатов, потому что оно для них не имеет значения. Что имеет значение в краю скотоводов — так это имя вашего хозяина и имена лошадей, на которых вы ставите на скачках. Все остальное считается лишним. Понял меня? И Одиночка Джек Димз со списком отправленных им на тот свет длиной с его руку здесь значит не больше, чем ковбой Джек Димз, если он пожелает начать с этого. А уж только потом, спустя время тебя будут считать таким, каким ты себя покажешь!

Может быть, Эпперли слегка и погрешил против истины, но по крайней мере нарисовал картину, которая привлекла хоть какое-то внимание молодого человека, а это было именно то, к чему стремился фермер.

— Странное рассуждение, — удивился Одиночка Джек. Он смотрел прямо перед собой, но как будто разглядывал что-то. — Очень странное рассуждение, — повторил он. — Вы сами-то хоть наполовину верите в сказанное?

— Целиком и полностью.

— Вы считаете, Эпперли, что я действительно могу разгуливать по улицам коровьего городка и позволять людям видеть мое лицо, такое, как оно есть, каким Бог меня создал?

— Именно так я и считаю.

Димз хмуро уставился в пол.

— Почему же, ты думаешь, столько тысяч людей сбежали на Запад? Потому что преступления жгли им пятки на Востоке. Но здесь они затерялись. И думаю, не менее половины из них стали достойными людьми. Четверть из них наполовину хорошие, наполовину плохие — это зависит от того, как вы к ним относитесь. Остальные родились плохими и останутся плохими, потому что идут, куда их несет, и сначала делают, а потом уже думают. Большинство из них, по крайней мере.

Димз кивнул.

— Я вижу, вы верите в то, что говорите, — пробормотал он. — Но это, должно быть, очень странное чувство — гулять по улице, засунув руки в карманы… беззаботно… сидеть в доме, не прижимаясь спиной к стене…

Он замолчал, и сильная дрожь сотрясла его тело. На мгновение он стал в точности похож на волка, сидящего у его ног, и, будто почувствовав что-то неладное, Команч поднял голову и посмотрел в лицо своего господина, с легким ворчанием приподняв верхнюю губу и обнажив блестящие зубы.

— Ладно, — вздохнул Димз, — сколько времени пройдет, прежде чем кто-нибудь узнает меня в лицо и получит за хорошую память одиннадцать тысяч долларов?

— Он не будет стрелять тебе в спину, — сказал фермер, — потому что, если он такое учинит, через две минуты будет болтаться на веревке, как бумажный змей, и вздернут этого мошенника его же собственные соседи. Возможно, он не сумеет даже выстрелить тебе в грудь. Уж об этой опасности, я думаю, тебе не придется постоянно беспокоиться.

— Вы все время говорите о каком-то одном человеке.

— Да, так и есть. Мы никогда не позволим двоим напасть на одного.