Охотники за каучуком   ::   Буссенар Луи Анри

И он приготовился броситься на араба, который уже раскрыл рот, чтобы крикнуть. Геркулес опередил его, захватив свободной рукой араба за горло с такой силой, что у того мгновенно глаза выкатились на лоб, а посинелый язык далеко высунулся вперед. Глухо захрипев, араб, как сноп, повалился на пол.

– Теперь нельзя терять ни минуты! – прошептал Луш.

– На! – проговорил он, передавая Геркулесу проволочный канат, обмотанный у него вокруг пояса под блузой. – Закрепи мне это хорошенько за люк, по нему мы спустимся. Ну, вот так… спусти канат наружу… вылезай в люк и спустись по канату! Рыба, которую мы с тобой выудили, это пирога со всеми веслами… Ну, вот так! Живо! .. Пусть остальные следуют за тобой… Я спущусь последним!

Не прошло и трех минут, как трое беглецов скрылись через люк, в который едва-едва проходили их головы и плечи.

Между тем араб, который казался мертвым, стал приходить в себя.

– Ишь, скотина! – пробормотал сквозь зубы Луш. – А ведь я считал его выпотрошенным! Он закричит, переполошит всех, и нас изловят. Хоть бы нож был под рукой, чтобы перепилить ему глотку! .. А-а… Я знаю, что делать! ..

С этими словами он направился к своей койке и, порывшись в тряпках, составлявших его имущество, достал оттуда длинный медный гвоздь, длиною в фут, вытащенный им когда-то из обшивки понтона, гвоздь, который он с предусмотрительностью дикаря припрятал в своих вещах.

В два прыжка он очутился возле несчастного и, молча приставив гвоздь к его виску, изо всей силы вдавил в голову.

Затем, чтобы убедиться, что на этот раз араб действительно мертв,

– а быть может и из зверской жестокости, он схватил обеими руками голову несчастного, точно мяч, и, оперев шляпку гвоздя о пол, надавил на него голову мертвеца с такой силой, что конец гвоздя прошел насквозь. Несчастный не издал ни стона, ни звука.

Проворно подняв блузу убитого, убийца вдруг увидел на нем кожаный пояс, отстегнул его и убедился, что в нем есть деньги.

– Одним ударом двух зайцев убил: и доносчика убрал, и деньги приобрел… А деньги на всем земном шаре находят себе применение! – пробормотал Луш и с невозмутимым хладнокровием вылез в люк, затем, ухватившись за канат, ловко и проворно спустился по нему.

Как убийство араба, так и бегство четверых каторжников совершились с такой быстротой, что никто из спящих в батарее, а тем более из надзирателей, спавших в своих каморках под мостиком, ничего не слыхал.

Между тем беглецы, усевшись в небольшой пироге, схватили каждый по веслу и беззвучно поплыли по направлению к югу. Вскоре пирога подошла к берегу, образовавшемуся из мягких илистых наносов, поросших корнепусками. Не разжимая рта, каторжники проплыли вдоль берега около двух километров и очутились близ устья, уходившего на юго-восток широкого канала, обрамленного с обеих сторон рядом густых развесистых деревьев.

– Суши весла! – скомандовал Луш, стоявший на носу пироги. – Мы первые прибыли на условное место и теперь можем поговорить в ожидании тех, других… Дайте только причалить лодку!

– Да, да, поговорим, – сказал один из двоих беглецов, не произнесших до этого момента ни одного слова.

– Настало время поделиться с вами моим планом, чтобы те из нас, у которых размякнет душа, имели возможность вернуться в острог!

– Ни за что! – разом воскликнули все трое беглых.

– Ну и прекрасно, тем более, что первый вернувшийся туда рискует быть не особенно радушно встречен там!

– Без глупостей! .. Или я слишком сильно сдавил тиски на шее араба? – осведомился Геркулес.

– Ну, араб! Тот уж никого не выдаст: он лежит на палубе с тринадцатидюймовым ершом, прогнанным сквозь голову.