Последний Конунг   ::   Северин Тим

В соседней комнате меня ждал орфанотроп, то бишь попечитель городского сиротского приюта, заведения, каковое содержится за счет имперской казны. Впрочем, и этот титул ни в малейшей степени не отражал его истинного значения. Орфанотроп Иоанн прослыл самым могущественным человеком в империи, не считая басилевса. Сочетание лукавого ума и искусного рвения позволило Иоанну преодолеть все ступени имперской иерархии и стать по сути, пускай не по титулу, первым сановником империи. Этого худощавого человека с длинным лицом и глазами, глубоко сидящими под удивительно черными бровями, все боятся, А еще у него не растет борода, он – евнух, скопец.

Я встал перед ним по стойке «смирно», но чести не отдал. Гвардеец обязан отдавать честь только басилевсу и ближайшим членам императорской семьи, а орфанотроп Иоанн родился явно не в пурпуре. Его род вышел из Пафлагонии, что на берегу Черного моря, и говорят, будто, поселившись в Константинополе, они стали менялами. А еще говорят, будто они чеканили фальшивую монету.

Я отдал пергамент, орфанотроп просмотрел его, а потом сказал мне медленно, произнося каждое слово нарочито четко:

– Отнеси это логофету казначейства.

Я покачал головой и ответил по-гречески:

– Прошу прощения, ваше превосходительство. Я в карауле и не могу покинуть особу императора.

Орфанотроп поднял брови.

– Надо же, гвардеец, а говорит по-гречески, – пробормотал он. – Дворец наконец-то становится цивилизованным местом.

– Можно бы вызвать кого-нибудь из деканов, – предложил я. – Это их обязанность – носить послания.

И понял, что совершил ошибку.

– Это так, но и тебе не мешало бы знать свой долг, – язвительно ответил орфанотроп.

Обиженный этой насмешкой, я резко повернулся и зашагал обратно в купальню. Вернувшись в длинное помещение с высоким куполообразным потолком и стенами, украшенными мозаикой, изображавшей дельфинов и волны, я сразу же понял, что случилось что-то страшное. Басилевс по-прежнему плавал в воде, но теперь он лежал на спине, слабо помахивая руками. Только тучность мешала ему утонуть. Придворных, прежде находившихся здесь, уже не было видно. Я положил секиру на мраморный пол, сорвал с головы шлем и бросился к бассейну.

– Тревога! Тревога! – кричал я на бегу. – Гвардейцы, ко мне!

Несколько прыжков, и я уже на краю бассейна. Как есть, во всем своем облачении, бросился я в воду и поплыл к басилевсу. Мысленно я возблагодарил моего бога Одина за то, что мы, северяне, учимся плавать с самого малолетства.

Басилевс, когда я добрался до него, словно не сознавал моего присутствия. Он едва двигался и время от времени с головой погружался в воду. Одной рукой поддерживая его под подбородок, я встал ногами на дно и потянул императора к краю бассейна, стараясь, чтобы голова его лежала у меня на плече и он не нахлебался воды. Тело его обмякло, а голова, лежащая на моем плече, была совсем лысой, если не считать нескольких всклокоченных волосинок.

– Гвардейцы, ко мне! – снова крикнул я. Потом добавил по-гречески: – Позовите врача!

На этот раз призыв был услышан. Несколько человек из челяди – писцы, слуги, придворные – вбежали в помещение и столпились у края бассейна. Кто-то, встав на колени, ухватил басилевса под мышки и вытащил. Вода с него текла ручьем. Но помощники были неуклюжи и медлительны. Басилевс, лежащий на мраморном краю бассейна, больше прежнего напоминал кита – на этот раз выброшенного на берег и умирающего. Я вылез из бассейна и растолкал придворных.

– Помогите мне поднять его, – сказал я.

– Что здесь происходит, во имя Тора? – раздался голос. Это наконец-то прибыл декурион, начальник моей смены.

Он так свирепо глянул на таращащих глаза придворных, что те расступились.