Приключения Тарзана в джунглях   ::   Берроуз Эдгар Райс

Через несколько дней она перестанет быть такой ревнивой мамашей…

Однако Тарзан был ранен. Как это нелепо! Тике следовало бояться кого угодно, но только не его! Ни за какие блага не позволил бы он себе тронуть ее, или ее балу, как называют обезьяны своих детенышей.

И теперь, несмотря на боль в руке и горькую досаду, его охватило страстное желание поближе взглянуть на новорожденного сына Тога.

Многие, пожалуй, удивятся, почему Тарзан-обезьяна, сильный, отважный охотник, трусливо отступает перед разъяренной самкой? Неужели он не может сломить сопротивление еще не окрепшей, только что родившей обезьяны?

Но будь вы обезьяной, вы бы поняли, что самец бьет самку только в припадке буйного, дикого гнева. В случае необходимости, он лишь слегка наказывает ее, хотя, конечно, и среди обезьян изредка встречаются экземпляры, столь обычные в человеческом обществе, которые находят особое удовольствие в побоях и издевательстве над слабым, беззащитным полом.

Тарзан снова стал подбираться к молодой матери – медленно и осторожно, подготовив себе заранее путь к отступлению. Тика яростно зарычала. Тогда Тарзан вступил с нею в переговоры.

– Тарзан-обезьяна не тронет балу Тики! – сказал он. – Дай мне посмотреть на него!

– Уходи! – приказала Тика. – Уходи, или я тебя убью!

– Дай мне только взглянуть! – просил Тарзан.

– Уходи! – стояла на своем Тика. – Сюда идет Тог. Он заставит тебя убраться прочь… Тог убьет тебя! Это балу Тога!

Глухое ворчанье, раздавшееся позади Тарзана, доказало справедливость ее слов. Ясно было, что самец услыхал тревожный и ворчливый звук ее голоса и спешил теперь ей на помощь.

Тог, как и Тика, был товарищем детских игр Тарзана, который однажды спас жизнь Тогу; но благодарность не может заглушить родительской любви. Тарзан и Тог имели однажды случай помериться силами, и Тарзан вышел из этой схватки победителем. Смутное воспоминание об этом, может быть, дремало в тайниках сознания самца. Так или иначе, Тог ради своего первенца готов был даже претерпеть новое поражение, если только он к моменту боя рассвирепел бы в должной мере.

Судя по грозному, все усиливающемуся реву, настроение у Тога было воинственное. Тарзан не боялся Тога; помимо этого, неписаный закон джунглей запрещал ему уклоняться от боя с каким бы то ни было самцом без особых чисто личных причин. Тарзан любил Тога. Он не ревновал к нему Тику, и его человеческий разум подсказывал ему тот недоступный Тогу вывод, что самца в данном случае толкает на бой не ненависть, а другое чувство. В Тоге говорила инстинктивная потребность самца выйти на защиту своего детеныша и самки.

Тарзан не желал драться с Тогом, но кровь его предков заговорила в нем – он не мог примириться с мыслью о позорном бегстве.

Самец кинулся вперед, но Тарзан ловко отскочил в сторону. Увлекшись своим кажущимся успехом, Тог повернулся кругом и снова кинулся бешено в атаку. Может быть, его возбуждало воспоминание о печальном результате прежней схватки, а, может быть, и то обстоятельство, что Тика сидела тут же и глядела на них, ему хотелось именно на ее глазах повергнуть в прах человека-обезьяну. В нем, очевидно, сказался первобытный эгоизм самца, ищущего случая отличиться и совершить подвиг в присутствии своей самки.

Человек-обезьяна держал в своей руке аркан, вчерашнюю игрушку, а теперь могучее оружие. При вторичном нападении Тога он снова отскочил в сторону и, подняв руку кверху, стал быстро размахивать над головой неуклюжего зверя скользящей петлей аркана. Не успела обезьяна повернуться, как Тарзан отбежал на далекое расстояние и одним прыжком очутился на дереве.

Доведенный до неистовства, Тог погнался за ним и полез на дерево. Тика глядела им вслед.