Приключения в стране львов   ::   Буссенар Луи Анри

Путнику тут нужно остерегаться только скрытых трясин, невидимых болот, предательских оврагов, да еще стараться не споткнуться о поваленное дерево. Все это тоже очень нелегко. Но истинное мучение идти лесами, наполовину выгоревшими от пожаров. Новые деревья, все увитые лианами, с необычайной быстротой вырастают на месте уничтоженных, а из жирной почвы пробивается густая, высокая трава и кустарники.

От такого растительного богатства ботаник придет в неописуемый восторг, а путешественник и исследователь в ярость — на каждом шагу нужно расчищать себе дорогу тесаком или топором.

Со всех сторон такого скитальца опутают лианы, ноги будут цепляться за корни деревьев, колючки вопьются в тело; задыхаясь от жары, обливаясь потом, весь искусанный мухами, он измучится вконец, выйдет из терпения и проклянет себя за то, что зашел в эти непроходимые дебри.

В таком именно положении оказались три европейца, когда покинули место львиного турнира, услышав от испуганных негров о какой-то белой женщине, похищенной гориллой.

Андре и Фрике — исключительные натуры, оба благородные и великодушные, нетерпеливо рвались вперед, прокладывая себе дорогу тесаками. Старый солдат не отставал от них, но при этом поминал всех чертей и проклинал вместе с гориллами все, что не принадлежит к сильному полу.

— Женщина — в девственном лесу! Занесет же нелегкая! Если бы не моя преданность вам, господин Андре, и этому мальчишке Фрике, ни за что не пошел бы выручать эту особу.

— Барбантон, вы же старый солдат, сколько лет служивший верой и правдой Венере и Беллоне! note 4

— Верой и правдой, в том-то и дело.

— Так неужели вы оставили бы несчастную женщину в столь ужасном положении?

— А за каким дьяволом она сюда забралась? Кто ее звал?

— Спасем ее сперва, а внушение сделаем уже потом.

— Знаете, господин Андре, идя сейчас за вами, я не чувствую ни малейшего душевного трепета.

— Тем лучше! Самообладание — первое дело на войне.

— Совсем не то! Я хочу сказать, что иду как бы по принуждению, против своей воли.

— Барбантон, у вас нет сердца.

— Так точно, господин Андре.

— У него сердце съела жена, Элодия Лера, — не правда ли, жандарм?

— с насмешкой проговорил Фрике.

— Правда, мой мальчик. Старого солдата, кавалера с шевронами note 5 и медалями, она едва-едва не ввела в страшный грех.

— Но ведь вы теперь в тысяче двухстах километрах от своего домашнего тирана.

— Тут и десяти тысяч мало. Это такая гиена, такая ведьма! Настоящий черт в юбке. Волчица. Тигрица. Змея подколодная!

— Да вы всех зверей хотите перебрать, — засмеялся юноша. — Назовите ее лучше ходячим зверинцем — и дело с концом.

— Ведь сами знаете, на что способна моя жена.

— Знаю. Вам не повезло — в брачной лотерее достался несчастливый номер. Но все же не резон валить всех женщин в одну кучу и ненавидеть их всех без разбора.

— За ребенком я бы кинулся к акулам, в огонь, в расплавленное олово.

— Нисколько не сомневаюсь.

— Но за женщиной — слуга покорный!

— Вы очень жестоки.

— Но справедлив. Я знаю, что, спасая женщину, причиняю вред какому-нибудь мужчине, не сделавшему мне ни малейшего зла.

— Не стремитесь казаться хуже, чем есть. Без сомнения, вы никому не способны отказать в помощи, особенно когда о ней умоляют. Даже женщина.

— Гм! .. Гм! ..

— Так-то, старый ворчун.

— Ну, может быть, но только в случае, если я эту особу не знаю.

— Даже если бы это оказалась ваша жена, сама Элодия Лера.

— Э, нет! Миллион миллионов раз — нет. Что вы такое говорите. Так можно накликать несчастье.

— Повторяю — вы бы выручили ее, поскольку только притворяетесь злым.

— Думайте как хотите, но только истинно говорю: эту… особу (у него язык не повернулся сказать: жену) я бы от гориллы спасать не стал. Кстати, гориллы ведь ужасно свирепы?

— Вроде бы.