Росас   ::   Эмар Густав

 — Что с тобой, Эрмоса?

— Ничего, ничего, Луис, пустяки, все прошло… Я столько страдала… это суеверие… нервы… почем я знаю?.. это прошло…

— Нет, Эрмоса, есть что-то, чего я не знаю, но что я хочу знать, так как страдаю в эту минуту больше тебя.

— Успокойся, Луис, это бой часов, вот и все.

— Но…

— Не спрашивай меня, не гадай, я знаю все, что ты мне скажешь, но не могу успокоиться, это сильнее меня. Весь вечер я испытывала такое же страдание при бое часов.

— Это все?

— Клянусь тебе. Дон Луис вздохнул.

— Дорогая Эрмоса, — произнес он, — когда я почувствовал, что ты дрожишь в моих руках, когда увидел, что ты бежишь от меня к этому распятию, страшная мысль мелькнула у меня: я подумал, что ты испытала чувство отвращения, что твоя душа протестует против тех уз, которыми нас только что соединили навеки.

— Луис! Ты мог подумать это? Боже мой!

— Прости, дорогая Эрмоса, прости! Но если бы ты знала, как я тебя люблю! — проговорил молодой человек, с мольбой протягивая руки. — Прости!

— Увы! Я только теперь люблю впервые, я счастлива всего лишь час.

— Эрмоса!

— Я забываю обо всем, я сильная, когда я рядом с тобой, ты защитишь меня от самой себя.

— О, теперь несчастье нам не угрожает. Это твое слишком живое воображение причиняет тебе все эти огорчения, дорогая моя. Это ядовитый воздух Буэнос-Айреса делает тебя больной душой и телом — скоро мы будем вместе далеко отсюда.

— Скоро, скоро, не так ли, Луис? Я не могу жить здесь и не могу жить нигде без тебя. Мы будем путешествовать вместе.

— Почему же не с этой ночи?

— Это невозможно.

— Я оставлю все, Лиза и Хосе присоединятся к нам после.

— Это невозможно.

— Возьми меня с собой, Луис, возьми! Разве я не твоя жена? Разве не должна я следовать за тобой всюду?

— Это правда, но я не должен подвергать тебя опасности, моя любовь.

— Меня подвергать опасности?

— Какое-нибудь непредвиденное обстоятельство…

— А ты будешь подвергаться опасности? Зачем же вы меня обманули? Не говорили ли вы мне, что тебе нечего бояться?

— Это правда, опасности никакой нет, но, быть может, мы будем вынуждены остаться на берегу два, три или четыре дня.

— Что же из того, если я проведу их с тобой?

— Эрмоса, не будем изменять ничего в нашем плане, станем уважать, будучи теперь женаты, наши обещания обрученных. Если раньше двух недель ты не приедешь с Мигелем, то отправишься одна: тогда уже будет заключен мир с Францией, и ничто не помешает твоему отъезду.

— Вспомни, дорогая моя, что я уезжаю, потому что ты так приказываешь, а ты остаешься здесь, потому что я тебя прошу об этом. Но я слышу чьи-то шаги в передней.

— Лиза, вероятно.

— Нет, я думаю, что это Мигель.

Дон Луис поцеловал в лоб свою жену и пошел навстречу своему другу, а донья Эрмоса приказала Лизе подать чай в кабинет, где все трое вскоре и сидели вместе.

— Слава Богу, дорогое дитя, — весело сказал дон Мигель, — все совершенно улажено, только вместо того, чтобы ждать до утра, Дуглас назначил отъезд в полночь, то есть через два часа.

— Почему такое изменение? — спросила донья Эрмоса.

— Право, я сам не знаю этого! Но я так доверяю благоразумию и проницательности моего славного контрабандиста, что, когда он назначил мне этот час, я не спросил у него ничего, убежденный в том, что, стало быть, это самое удобное время.

Дон Луис нежно сжал руку доньи Эрмосы, дон Мигель взглянул на них с нежностью.

— Судьба, — сказал он прочувствованным голосом, — не согласилась исполнить мои заветные желания — я хотел видеть ваше счастье одновременно со своим, но — увы! Если бы теперь возле меня находилась Аврора, то я был бы счастливейшим из людей.