Серебряная кошка, или путешествие по Америке   ::   Аджубей Алексей Иванович

В первые минуты трудно разобраться в том, что происходит на судне, – проходы заставлены чемоданами всех размеров, цветов, фасонов.

Но вот два крепыша – морские буксиры (как ни велики они, но их пятнадцатиметровые трубы едва достают до первой палубы «Иль де Франса»), поднатужившись, потянули белоснежную громадину водоизмещением в сорок четыре тысячи тонн на простор океанской волны. Пассажиры на корме прощаются с друзьями, родственниками. С берега кому-то долго машут белыми платочками четыре монахини в черном. Ветер треплет их одежду, и кажется, сидят на причале четыре большущие вороны. Кружатся в синем воздухе чайки. Они еще долго будут лететь с нами – вестники земли, а потом и они отстанут.

Скрылся, растаял в предвечерней дымке Гавр. Стало прохладнее. Послышались мелодичные звуки гонга, призывающие пассажиров к обеду. В большой светлой столовой на четыреста мест мы сидим вместе с американским коммерсантом мистером Скаром и его женой. Мистеру Скару лет сорок, жене, видимо, лет тридцать. Супруги под стать друг другу: худые, высокие. Стоит мистеру Скару повернуть голову с намерением подозвать кого-нибудь из обслуживающего персонала, как к нему моментально подбегает официант.

– Необыкновенное преимущество роста, – улыбаясь, объясняет он. – Я вижу вас из самого дальнего угла зала.

Скары из Бостона. Это первые американцы на нашем пути, и нам интересно их отношение к поездке советских журналистов.

– Вери гуд! [2] – вступает в разговор с нами мистер Скар. – Я давно мечтал сидеть за одним столом с советским человеком.

Мы отвечаем, что с охотой едем в Соединенные Штаты, потому что советские люди всегда испытывали дружеские чувства к американцам.

– Я полагаю так, – продолжает наш сосед, – если парни беседуют друг с другом спокойно, они успевают подумать, о чем говорят; если же, – американец выразительно щелкает пальцами, – парни спешат стрелять, можно не разобрать, в кого стреляешь, а главное – зачем!

Первый обед заканчивается поздно. Пассажиры знакомятся и не спешат покидать столики. На палубе «Иль де Франса» тоже многолюдно. Тихий вечер с ярко горящей алой зарей, зеленая ширь океана настраивают пассажиров на спокойный и даже лирический лад. Широкая и просторная палуба (длина «Иль де Франса» около четверти километра) напоминает улицу или, скорее, бульвар. Гуляет по палубе народ степенно, потому что в большинстве своем едут на пакетботе люди солидные и, конечно, обеспеченные. Особенно в первом классе – его палуба отгорожена от всех остальных классов. Пассажиром здесь может быть только совсем богатый человек.

Те, кто постарше, устраиваются в удобных шезлонгах, кто-то начал партию шахмат, но большинство режется в карты, которые, как нам показалось, куда более популярны на Западе, чем шахматы.

К нашей семерке подходят попутчики.

– Первая скрипка нью-йоркского оркестра, – представляется веселый, общительный мужчина небольшого роста, с покатым дынеобразным животиком под плотным серым свитером.

– Первый гобой того же оркестра, – вступает еще один, несколько мрачноватый на вид мистер.

Оба прежде всего сообщают нам, что в репертуаре их оркестра произведения Шостаковича, Хачатуряна, Прокофьева.

– Очень хочется поехать в Москву, – мечтательно тянет «первый гобой».

– О да! – поддерживает его «первая скрипка».

Между тем уже совсем темнеет, и мы вместе со всеми спускаемся в салон. Он декорирован в каком-то путаном стиле. Зеркальные стены расписаны в ярко-красный и золотой тона на старинные темы, зато ступеньки лестницы, которая ведет на второй этаж салона, вполне современны. Они сделаны из толстого небьющегося авиационного стекла и подсвечены изнутри.

Играет маленький джаз-оркестр.