Серебряная кошка, или путешествие по Америке   ::   Аджубей Алексей Иванович

День пребывания в больнице или клинике стоит американцу свыше тридцати долларов. За роды приходится платить около пятисот долларов. Нам довелось разговаривать с доктором Рейнольдсом. Отнюдь не в шутку он произнес:

– Так сложились обстоятельства, что врачей в нашей стране кое-кто не без оснований называет «гангстерами, наживающимися на болезнях».

Робсон разделся и шагнул в комнату, большой, красивый, статный.

– Когда-нибудь надо делать первый шаг в жизни, – приветствовал он всех.

Двигался Поль Робсон медленно и как-то с опаской. Но глаза его не передавали ни усталости, ни боли. Необычайно мягкая, располагающая улыбка сообщала лицу Робсона притягательную силу. Если кто встречался с его глазами, тому тоже непременно хотелось улыбнуться.

Робсон присел к низкому круглому столику и стал расспрашивать нас о поездке. Мы рассказали обо всем, что видели в стране, а потом по просьбе Робсона и его друзей спели несколько песенок, сочиненных в Америке всей делегацией коллективно. Робсон слушал наши отнюдь не выдающиеся голоса внимательно и только с каждой строчкой новой песни улыбался шире, шире и веселее. Потом приложил ладонь к уху, будто хотел проверить, как звучит его сильный, красивый голос, и подхватил вместе с нами по-русски:

Новый день не просто занимается,

Но таков уже двадцатый век, —

Безусловно, где-то повстречается

С человеком человек!

Кончилась наша песенка. В комнате стало тихо. И вдруг запел Робсон. Пел он вначале чуть слышно, прикрыв глаза, раскачиваясь в такт протяжной песне. Потом он начал петь громче, и голос зазвучал сильнее. Все как зачарованные слушали великого певца. Иные из нас не понимали слов, но Робсон пел так выразительно и так много говорило его лицо, что никто не просил переводить слова песни. Робсон смолк на какую-то секунду. Но вот глаза его открылись шире, он молодо тряхнул головой, распрямил плечи. В комнате, подобно клокотанью весеннего грома, послышалось:

Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и рек.

– Он поет в первый раз после болезни, – тихо сказал Кан. – И поет так восхитительно!.. Через вас Робсон хочет передать привет Стране Советов.

– Ты прав, Альберт, – услышал фразу Кана Робсон. Он кончил петь, развел руками, вздохнул и проговорил: – Заграничного паспорта все еще не дают. Впрочем, для песни нет границ.

Для песни нет границ! Но песню Робсона хотят спрятать в клетку. Выдающемуся артисту Америки и петь-то разрешают не всюду. Хозяева концертных залов не подписывают с ним контрактов. Радио и телевидение закрывают двери перед Робсоном. Разве это потому, что могучий талант певца не привлечет тысяч и тысяч зрителей?! Пусть кто-нибудь решится ответить так. Не смогут, ибо в таком случае легко подвергнуть себя всемирному осмеянию. А жизнь у певца нелегка. Сыну Робсона пришлось обучиться записи песен на пластинки. Он сам продает их тем, кто действительно ценит настоящее американское искусство. Но сколько пластинок может продать один человек?

И все-таки Робсон не падает духом. Мы виделись не с раздраженным, усталым и одиноким Робсоном, а с Робсоном сильным, энергичным и верящим в свою правоту. Когда были спеты все близкие нашему сердцу песни, Робсон поднялся во весь свой богатырский рост, прошелся от стены к стене по комнате, и мы услышали Отелло:

А если ты порочишь

Ее безвинно, мучая меня,

То больше не молись. Греши

без страха

И не раскаивайся. Громозди

Злодейство на злодейство.

Перед этим

Должно все побледнеть,

и ничего

Твоих грехов уже не увеличит.

Много лет оттачивает, шлифует, находит новые оттенки и краски для роли Отелло Поль Робсон. Его мечта – сыграть Отелло в нашем театре, и он выучил роль по-русски.