Серые братья   ::   ШЕРВУД ТОМ

– Подожди-ка, - сказал я в ответ и, натянув снятый было сапог, вышел из «каминного» зала.

Вернувшись к мосту, я взялся и крепко потряс одно из перил. Подгнившие концы его легко вывернулись из удерживающих их железных колец. «Всё равно новые ставить!» Обратно я вернулся с тяжёлой охапкой длинных, потемневших от времени деревянных жёрдок. С грохотом сбросив эту ношу возле камина, я потянул за висящий сбоку него шест, который вверху, почти под потолком был кольцом соединён с рычагом шибера. Потянул - и шибер, проскрипев, отворился. Через полчаса в камине пылал огонь, Давид негромко похрапывал на лавке, а я сидел за огромным столом и, разложив перед собой новенькие, хрустящие, с гербами бумаги, перебирал их, выхватывая взглядом случайные строчки: «собственность на строения… собственность на угодья… на лес… на ущелье с участком реки… итоговая собственность…» И везде владельцем этого необъятного имущества был вписан некий «Сопливый Счастливчик» Том Локк. Давид перестал храпеть, поднял голову, бросил взгляд на бумаги. - Скоро всё надо будет менять, - сказал он с некоторым пренебрежением.

– Почему? - удивлённо поинтересовался я.

– Ты теперь не Локк, - сказал равнодушно Давид. - Ты теперь Шервуд. Все бумаги надо будет переписывать на новую фамилию, с учётом титула. Мистер барон.

– Да-а, - мечтательно сказал я, - «барон Шервуд» - это звучит. Конечно, было бы лучше «граф Шервуд», но это как-нибудь после. Главное - как благородно звучит «баронесса Эвелин Шервуд»!

Надвинулась тёмная ночь. Слабо трещал, догорая, огонь в необъятном камине. Мирно хрупали овёс лошади. Посапывал Давид. Где-то в замке прокричал поселившийся под одной из крыш филин. Невесомое, сладкое ощущение торжественности и удовольствия не давало мне спать. «Вы знаете, кто я такой? - мысленно говорил я всем знакомым мне людям. - Я - барон Шервуд!»

За стенами поднялся ветер, и в чёрный проём окна стали залетать редкие снежинки. Очень странно, ведь ещё не зима… Так и не уснув, я развёл, - едва только стало светать, - новый огонь в остывшем камине. Встал озябший Давид, охая, прошлёпал к ручью, умылся. - Нет, - бормотал он, вытирая покрасневшее от ледяной воды лицо, - не по моим годам сны на жёстком дереве, да на холоде…

Его прервал дробный топот копыт. Спустя минуту к нам подъехал молчаливый, долговязый Робертсон. Он слез с лошади, снял пару тяжёлых мешков.

– Хорошо, - проговорил, взглянув в небо, - что идёт дым. Быстро вас нашёл.

И развязал мешок.

Мы заглянули. Чёрные, маслянисто поблёскивающие камни. «Уголь!» - В ущелье не просто жила, мистер Том, - сказал Робертсон. - Там целый пласт - длинный и толстый. Уходит вглубь скалы. Вот, набрал из-под ног.

Мы быстро перенесли уголь к камину и, разбив его на куски помельче, набросали в огонь. Заалело и вскинулось жаркое пламя. Остро запахло непривычным «кислым» дымом. Я принёс и бросил в огонь оловянную ложку, и мы минуту смотрели, как она, плавясь, стекает сквозь побелевшие угли вниз, к поду камина. - Уголь - шептал Давид, - это и кузни, и керамический цех, и стекольная мануфактура. Это большие деньги. На всю жизнь. И детям, и внукам.



ГОРЕВЕСТНИК

Предчувствия посещали меня редко, но никогда не обманывали. Никогда. Вот и сейчас, торопясь домой с невероятной, ослепительной радостью, переполненный счастьем и ликованием от созерцания собственного замка и от свалившегося с неба дворянского титула, воображающий трепетную радость Эвелин, я вдруг почувствовал, как сквозь меня пролетело невидимое холодное облачко, заставившее мою кровь на мгновенье сделаться ледяной.

– Давид, - сказал я едущему рядом старому другу, когда ко мне вернулась способность нормально дышать. - Кажется, дома нас ждёт что-то ужасное.