Сказание о граде Ново-Китеже   ::   Зуев-Ордынец Михаил Ефимович

 – А кто этот прыгун, не знаете, Виктор Дмитриевич?

На противоположной стороне улицы высокий, тонкий как жердь человек, упершись подбородком в грудь, то набегал на мичмана, то отскакивал, нелепо подпрыгивая.

– Первый раз вижу такого, – ответил Косаговский. – Это Памфил-Бык! – плюща нос о стекло, оживленно сказал Сережа.

– Памфил-Бык? Что это за зверь? – удивился капитан.

– Его все мальчишки в городе знают. Он то появится, то пропадет. Разные старухи богомолки говорят, что он в тайгу уходит богу молиться. Старухи говорят, что он святой, юродивый. Про юродивых я читал. Они в древние времена жили. Верно?

– Верно, – ответил не сразу, думая о чем-то своем, капитан. – Но, оказывается, юродивые и в наше время живут. Надо с ним познакомиться. Пошли, Виктор Дмитриевич?

– И я, и я! – закричал Сережа. Он первым очутился за дверью. Но его обогнал Женька, мчавшийся с лестницы вниз головой.



Глава 4

ЮРОДИВЫЙ



Чу! Шум, Не царь ли? Нет. Это юродивый.

А. Пушкин, «Борис Годунов»

1



Увидев подходивших капитана и летчика, Птуха двинулся навстречу.

– Это мой старый знакомый. Я его, жлоба, не раз на нашей трассе видел, – тихо сказал он капитану.

– На трассе? – быстро спросил капитан.

– Военно-стратегическую дорогу строим, а он на трассе божественную комедию ломал. Молитвы Пелена-род собирал, чудеса показывал.

– Чудеса? Какие чудеса?

– Иголку с ниткой через щеку продергивал, грудь шилом прокалывал. Факир, бодай его в брюхо! А рабочие, особенно деревенские из глухих углов, и бабы носами хлюпают: «Блаженненький!.. Святой, к господу причаенный!.. Чудотворец!..»

– А что ему на трассе нужно было?

– А я знаю? Вышиб я его с трассы и пообещал: если еще раз увижу – в землю по плечи вобью! А сейчас, гляжу из окна, он в тень прячется и на дом Виктора Дмитриевича пялится.

– Пойдем поприветствуем его, – двинулся капитан. Юродивый стоял, прижавшись к стене, прячась в тень.

– Уважаемый публикум! Рекомендую! Факир Шаро-Вары! – сердито, но тоном циркового шталмейстера провозгласил мичман.

Косаговский включил карманный фонарь. Из темноты выступило иконописное темное, изможденное лицо с узенькой бороденкой, стекавшей со щек. Блеснули пустые, словно стеклянные глаза. Памфил-Бык стоял сбычившись, уперев в грудь подбородок. Когда-то нож, а может быть, пуля или сабля резанули его по горлу. Рана заплыла безобразным шрамом, красным и бугристым, как петушиный гребень. Шея онемела, подбородок оказался притянутым к груди; голову юродивый поднять уже не мог. Он стал походить на бодающегося быка, за что и получил свою кличку. Одет он был в рваное пальтишко, подпоясанное веревкой, вместо шапки повязался по-бабьи грязным белым платком, на ногах – валяные опорки. Он опирался обеими руками на длинную и толстую дубину со свинцовым набалдашником в кулак величиной. Подошедшие к нему молчали; молчал и он, блестя своими «стеклянными» глазами.

Капитан почувствовал вдруг, что юродивый пристально вглядывается в него. В это время Женька заскакал вокруг юродивого с заигрывающим тявканьем. И будто бы отбиваясь от собаки, Памфил-Бык, перехватив дубину за нижний конец, с силой размахнулся ею вкруговую. Круто загудел воздух. Испуганно вскрикнул невидимый в темноте Сережа. Свинцовый набалдашник просвистел близко от головы капитана.

– Осторожнее размахивай, гражданин, – спокойно сказал капитан. – Ты кто такой?

Памфил-Бык ухмыльнулся широко, бессмысленно.

– Асиньки? Я кто? Я Памфилка, дурак присноблаженный, глупомудрый. Вот я кто. – Он заморгал часто, подпрыгнул высоко и завопил хрипло: – Христа зарезали!.. Богородицу-матушку зарезали!.. Ой, жалко!

– Заткни кран! – гаркнул, как на палубе, мичман. – Что здесь потерял? Что высматриваешь?

Юродивый и ему ответил ангельской, миролюбивой улыбкой.

– Асиньки? – и закрестился вдруг испуганно. – Узнал! Узнал тебя!.. Ты богородицу зарезал!..