Соленый пес   ::   Кнорре Федор Федорович

Пёс считал себя гораздо старше, опытнее и сильней этого человеческого детёныша… Лунными ночами тоска охватывала его с особенной силой. Он вдруг просыпался, чувствуя себя прежним – весёлым, сильным и свободным, и вдруг вспоминал, что он прикованный, вялый и отупевший цепной пёс. Вдалеке однотонно шумело море, о чём-то тревожно напоминая. Горло у него начинало сжиматься. Он принимался скулить и потихоньку подвывать, подняв морду к сияющей в вышине круглой пустынной луне. Как-то мальчик пробрался к нему во двор, только что вернувшись с купания. На плече у него было мокрое мохнатое полотенце. И тут мальчик, которого каждый день стращали, что, если он подойдёт к собаке, та отгрызёт ему руку, разорвет на кусочки и съест, сделал глупость, в которой было больше смысла, чем во всей мудрости взрослых. Он, смеясь, дал понюхать собаке полотенце, сел рядом с ней на корточки и ласково стал гладить по голове.

– Купаться? Да?.. Купаться? – спрашивал мальчик, и в ответ пёс с такой силой бил хвостом его по плечам, по лицу, что тому приходилось, смеясь, отворачиваться, закрываясь руками.

Мальчик взялся за ошейник и попытался отстегнуть карабин, державший цепь. Но пружина была слишком тугая, а пальцы у мальчика слабые. Тогда он влез верхом на Солёного и, нагнувшись, стал расстёгивать ошейник. Он дёргал его без конца, тянул обеими руками за ремень, но собака ему мешала, нетерпеливо дёргаясь. И вдруг ошейник упал, звякнув цепью. Солёный осторожно переступил границу истоптанного лапами круга, дальше которого он не мог двинуться. Он сделал прыжок, и цепь не дёрнула его назад, не сдавила горло. Деревья, дом, стена, плиты двора – всё, что было доступным ему миром, никогда не сдвигавшимся с места, всё вдруг сдвинулось. Он увидел дорожку, закрытую все эти месяцы для него углом дома. Увидел деревья с другой стороны и, чтобы не сойти с ума от радости, как бешеный стал носиться, описывая круги по двору. Мальчик стоял, хлопал в ладоши и хохотал от удовольствия, глядя на него. Потом Солёный промчался вдоль всей ограды, сшибая и ломая всё на своём пути, и влетел обратно во двор. Мальчик, решив, что пёс уже достаточно побегал, поднял ошейник и стал его звать к себе. Солёный искоса на него бросил быстрый взгляд, с разбегу взлетел на помойку, с неё вскочил на стену – и исчез.

… После многомесячного отсутствия «Кама» снова держала курс на иностранный порт, где когда-то потерялся Солёный пёс. Новой собаки на борту не было. Чтобы после такого выдающегося пса, как Солёный, брать обыкновенную собачонку? Никто из команды об этом и слышать не хотел. Если кто-нибудь заводил речь, что Солёный может ещё найтись в порту, все его высмеивали, доказывая, что такие номера только в кино бывают. Ясное дело, пропала собака, так нечего и болтать? Теперь, когда, по общему мнению, пса уже не было в живых, в воспоминаниях матросов он стал ещё более необыкновенным, умным и хорошим. Мартьянов – тот прямо заявлял, что только Солёный отучил его от неположенных выпивок, а стенгазета только после немного поддержала. На ночных вахтах в тихую погоду, когда время особенно долго тянется, Мартьянов в кругу товарищей любил замысловато рассуждать о жизни человеческой и собачьей.

– В доисторическом разрезе я себе эту картину представляю в таком виде, – говорил он, вздыхая и долго затягиваясь папиросой. – Когда-то человек вёл войну не на жизнь, а на смерть против всякого зверья. А зверушки в те времена были моё почтенье! Зубастые, когтистые, рогатые да ещё и ядовитые, черти! Птички летали, может быть, чуть поменьше молодого бегемота. Тюкнет клювиком – будь здоров!

Матросы слушали, улыбаясь, и Мартьянов продолжал рассуждать:

– И все они так и норовили человека слопать, загрызть или затоптать. А человеку куда податься? Зуб у него мелкий. Когтей нет.