Спартанец   ::   Манфреди Валерио Массимо

Аннотация: Закон Спарты суров — слабому и хилому ребенку нет места среди лаконцев. Согласно обычаю, воин Аристарх обязан обречь одного из своих новорожденных сыновей на смерть. Но маленького Талоса спасает старый мудрец, принадлежащий к касте рабов-илотов, предвидя, что вскоре судьба всей Спарты будет зависеть от этого мальчика.

---------------------------------------------

ВАЛЕРИО МАССИМО МАНФРЕДИ

СПАРТАНЕЦ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Гость мой, не может человек отвратить то,

что должно свершиться по божественной воле,

и самая тяжкая мука на свете для человека —

понимать и предвидеть многое и не иметь силы изменить это.  [1]

ГЛАВА 1

Гора Тайгет



Великий Аристарх сидел, с горечью в сердце, наблюдая за безмятежным сном своего сына Клейдемоса, спящего на отцовском щите, который служил ему колыбелью. Рядом, в маленькой кроватке, подвешенной на четырех веревках к потолочной балке, спал его старший брат Бритос. Тишину, наполнявшую старинный дом Клеоменидов, внезапно нарушил шелест листвы близкого дубового леса. Долгий, глубокий вздох ветра…

Спарта Непобедимая погрузилась во тьму, только факел, горевший на акрополе, отбрасывал красные отблески на черные тучи в небе. Аристарх вздрогнул и откинул занавес, пристально вглядываясь в спящую округу.

Настало время исполнить то, что должно быть исполнено; боги сокрыли луну и опустили на землю тьму. Тучи на небе набухли от слез.

С крюка на стене он снял плащ, набросил его на плечи и склонился над младенцем-сыном. Он поднял его и медленно привлек к своей груди, и тут неожиданно шевельнулась спавшая рядом няня ребенка.

Какое-то мгновенье Аристарх оставался в нерешительности, надеясь, что произойдет нечто такое, что заставит его отложить это ужасающее действо. Затем, убедившись, что дыхание женщины остается ровным и глубоким, он собрался с духом и вышел из комнаты через атриум, тускло освещенный глиняным масляным светильником. Порыв холодного ветра ворвался во внутренний двор, почти погасив слабое пламя. Когда он повернулся, чтобы закрыть тяжелую дубовую дверь, то увидел свою жену Исмену, застывшую как таинственное божество, пробужденное ночью. Она была бледна, глаза сверкали. Невыносимая, смертная мука отразилась на ее лице, казалось, что ее рот, зияющий как рана, сдерживает нечеловеческий крик страдания. Аристарх почувствовал, что кровь застывает у него в жилах, а ноги, крепкие как колонны, слабеют, становятся ватными.

— Это не из-за нас… — пробормотал он дрогнувшим голосом. — Не из-за нас… Он родился таким. Это должно свершиться сегодня ночь. Я больше никогда не смогу набраться мужества.

Исмена потянулась к запеленатому ребенку; лихорадочным взглядом она искала глаза мужа. Малыш проснулся и заплакал. Аристарх стремительно бросился в двери, выскакивая на улицу.

Исмена едва удержалась на ногах, чтобы не упасть на пороге, наблюдая, как муж исчезает в ночи, слушая удаляющийся слабеющий плач своего сына — крошки Клейдемоса, пораженного богами еще в ее чреве. Он появился на свет калекой и был приговорен к смерти внушающими ужас законами Спарты.

Она закрыла дверь и медленно прошла в центр атриума, задерживаясь, чтобы внимательно рассмотреть изображения богов, которым постоянно приносила щедрые подношения еще до рождения ребенка, и которым продолжала молиться в течение этих долгих месяцев, чтобы медленно, капля за каплей, наполнить эту крошечную онемевшую ножку силой и здоровьем. Тщетно…

Она села в центре огромной пустой комнаты около очага, расплела длинные черные косы, расправляя распущенные волосы по плечам и груди. Собрав пепел у основания огромного медного треножника, она посыпала им свою голову.