Страна Семи Трав   ::   Платов Леонид

 — Давно ждете?

— Не оправдывайтесь. Знаю, задержали мыши. Да, да, архивные мыши. Но почему вы в ботах?

— А как же? Сырость, март.

— Чудесный весенний месяц!

— Что вы? — удивился Савчук. — Самый гриппозный. Всегда болею, если в Москве.

— Но я должен огорчить вас. Идет не опера, а балет. «Коппелия».

— О, мне все равно.

Я подхватил его под руку и повлек в фойе.

— Осталось пять минут до начала. Надо еще успеть раздеться, взять бинокли…

— Надеюсь все-таки, что в антракте… Консультация займет буквально…

— Потом, потом!..

— Тем более что вас считают самым крупным специалистом по Карскому морю, а также морю Лаптевых. Вы ведь, кажется, зимовали на мысе Челюскин?

— Занятная манера у вас консультироваться, — сказал я, вздохнув. — Вот теперь уже мыс Челюскин появился…

И, легонько подтолкнув своего спутника, я вошел вместе с ним в сияющий зрительный зал.



2. Кто такие «дети солнца»?



В зале я тотчас же забыл о Савчуке.

Я в театре! Эта сверкающая жемчужная люстра под потолком! Эти праздничные, веселящие душу цвета пунцового бархата и позолоты! Этот приглушенный говор рассаживающихся по местам зрителей, охваченных, подобно мне, радостным трепетом ожидания!

А давно ли?..

Еще несколько дней назад пустынный океан шумел вокруг, термометр за окном показывал тридцать градусов ниже нуля, а ветер с размаху ударял в бревенчатые стены зимовки. Он дул уже месяц, не утихая, с каким-то остервенением, будто стремясь сбросить нас с архипелага. В марте здесь ветры достигают дьявольской силы.

Все это осталось далеко позади. Насыщенный ароматами воздух был неподвижен и тепел. Я в театре!..

Шагая по ногам зрителей и бормоча извинения, мы с Савчуком отыскали наконец свои места. Раздался долгожданный волнующий шелест.

Медленно раздвинулся занавес…

Должен заметить, что не очень люблю балет. Для меня это слишком условный вид искусства. И уж, во всяком случае, предпочел бы милое «Лебединое озеро» угловатой делибовской «Коппелии». Но выбирать не приходилось. Я располагал всего лишь сегодняшним вечером, так что рад был и «Коппелии».

Сейчас устраивали любое зрелище, любая музыка. Как жадный провинциал, я наслаждался одним сознанием того, что нахожусь в Большом театре.

Я нагнулся к Савчуку. Он сидел в бархатном кресле, сгорбившись, шевеля губами, с каким-то отсутствующим видом.

Я испугался. Мне был известен этот сорт меломанов, которые шепотом повторяют всю партитуру на ухо соседу. Быть может, и мой Савчук?..

Но я ошибся.

— Никак не могу поверить, что мы в театре, — сказал я.

— Да, конечно, с Арктикой резкий контраст, — пробормотал Савчук.

— Еще бы!.. Ощущение такое, словно сразу же из-под ледяного душа угодил в успокоительно теплую хвойную ванну.

Савчук не отозвался. Выведенный на миг из своего странного состояния, он снова погрузился в него, едва лишь я отвернулся.

Мой сосед был взволнован, то и дело вздыхал. На лбу его выступили капельки пота. Он похож был сейчас на кипящий чайник! Вместе со вздохами из его рта вырывалось невнятное бульканье.

Мне удалось разобрать что-то вроде: «Ау… Ау…»

Я удивился. Прислушался.

— Птица Маух… Раух, — почудилось мне.

И в театре бедняга не мог забыть о своих злоключениях!

В прошлый мой приезд Лиза говорила, что Савчук работает над диссертацией. На какую же тему? Что-то причудливое. Ах да! Об исчезнувших народах Сибири. Ну и тема!

— Потерпите до антракта, — сказал я. — В антракте выслушаю вас.

Когда закончилось первое действие, мы спустились в курилку. Сизые полосы ходили ходуном, свиваясь в восьмерки между полом и потолком. Савчук не курил, но покорно встал в углу передо мной и только страдальчески жмурился от дыма.

— Итак, — сказал я, закуривая, — вас беспокоит какая-то птица.