Странствия Лагардера   ::   Феваль Поль

Непроглядная темень царила на кладбище, откуда мож­но было видеть одновременно и ярко освещенные окна парадной залы, и слабые блики, исходившие из зарешеченных окошек церкви. Временами сюда доносился глухой ропот толпы, запо­лонившей соседние улицы.

По правую сторону от надгробной часовни находился пус­тырь, заросший кладбищенскими деревьями – огромными и раскидистыми. Это были настоящие заросли: так заброшенный сад через несколько лет начинает походить на чащу девственно­го леса. Здесь и собрались подручные принца Гонзага. В безымянном переулке, ближе к улице Дёзеглиз, их поджидали лоша­ди, оставленные под присмотром слуг. Навай сидел на траве, обхватив голову руками; Носе и Шуази подпирали спинами кипарис; Ориоль беспрерывно вздыхал; Пейроль, Монтобер и Таранн переговаривались шепотом. Этим троим терять было нечего: преданностью они вовсе не превосходили других, но го­раздо сильнее замарались.

Мы никого не удивим, сказав, что верные друзья принца Гонзага, едва собравшись в назначенном месте, стали горячо обсуждать возможность отступления. Все они в душе уже отреклись от своего благодетеля. Однако каждый желал восполь­зоваться его влиянием, и всех без изъятия страшила его месть. Они знали, что по отношению к ним Гонзага будет безжалостен. Кроме того, они были настолько убеждены в прочности положения принца, что всерьез полагали, будто он разыгрывал перед ними комедию.

Им казалось, что Гонзага выдумал несуществующую опас­ность, дабы еще надежнее стреножить их. А может быть, он хотел испытать тех, кто клялся ему в верности?

Вне всякого сомнения, если бы они знали наверняка, что Гонзага потерпел поражение, то дезертировали бы с поля боя немедленно. Барон фон Бац отправился на разведку ко дворцу и вернулся с известием, что процессия прервала свой путь и что толпа запрудила все улицы вокруг. Они терялись в догад­ках, что бы это могло значить. Неужели пресловутое публичное покаяние у могилы Невера было всего лишь хитростью принца? Время шло, на часах церкви Сен-Маглуар уже давно пробило три четверти девятого. Ровно в девять голова Лагардера должна была пасть под топором палача. Пейроль, Монтобер и Таранн не сводили глаз с окон дворца – в особенности с того, в котором четко выделялась высокая фигура Филиппа Мантуанского.

Неподалеку отсюда, за северными вратами церкви Сен-Маг­луар, находилась другая группа людей. Исповедник принцессы де­ржался поближе к алтарю. Аврора, опустившись на колени, беззвучно молилась, напоминая собой те прекрасные статуи анге­лов, что обычно водружают в изголовье могил. Кокардас и Паспуаль с обнаженными шпагами в руках неподвижно застыли около дверей; Шаверни и донья Крус тихо разговаривали.

Дважды или трижды Кокардасу и Паспуалю почудились какие-то подозрительные шорохи. Оба обладали превосходным зрением, но ничего не смогли разглядеть, как ни всматривались в зарешеченное окно. Надгробная часовня полностью скрывала от них засаду. Свеча, горевшая на могиле последнего из герцо­гов Неверских, освещала внутренний свод часовни, но все ок­ружающие предметы утопали в еще более непроницаемой тьме.

Внезапно двое храбрецов, вздрогнув, насторожились; Шаверни и донья Крус умолкли, прислушиваясь.

– Мария, матерь Божья! – отчетливо произнесла Авро­ра. – Сжалься над ним!

Их привел в волнение непонятный, но очень близкий шум.

Шум же возник оттого, что в зарослях произошло общее движение. Пейроль, не сводя глаз с окна парадной залы, ско­мандовал:

– Внимание, господа!

Все отчетливо увидели, как трижды поднимается и опуска­ется факел.

По этому условному сигналу им надлежало взломать двери церкви.