Тарзан и потерпевшие кораблекрушение   ::   Берроуз Эдгар Райс

От избытка чувств девушка пропела отрывок из французской песенки, которая была популярна в Париже в ту пору, когда она покидала этот город.

Тарзан же чувствовал себя счастливым потому, что понял слова песни. Пока он спал, могучее здоровье взяло верх, и недуг оставил его столь же внезапно, как и поразил.

– Доброе утро, – произнес он на французском, первом усвоенном им человеческом языке, которому его обучил лейтенант-француз. Давным-давно Тарзан спас его от смерти.

Девушка изумленно взглянула на дикаря.

– Я… доброе утро! – произнесла она, запинаясь. – Я… я… мне говорили, что вы немой.

– Со мной произошел несчастный случай, – объяснил он. – А теперь я опять здоров.

– Я очень рада, – сказала она. – Я… – девушка замялась.

– Знаю, – прервал ее Тарзан. – Вы меня боялись. Бояться не стоит.

– О вас рассказывали жуткие вещи, вы, наверное, и сами слышали.

– Я не только не мог говорить, – ответил Тарзан, – но и не понимал речи. Что же они говорили обо мне?

– Что вы очень жестокий и что вы… вы… едите людей.

Тарзан улыбнулся редкой для него улыбкой.

– Поэтому вас поместили сюда в надежде, что я вас сожру? Кто это сделал?

– Шмидт – человек, который возглавил бунт и захватил пароход.

– Тот самый, который плюнул в меня. – произнес Тарзан, и девушке показалось, что в его голосе прозвучали рычащие нотки. Абдула был прав, этот человек и вправду напоминает льва. Но теперь она уже не боялась его.

– Вы разочаровали Шмидта, – сказала она. – Он был вне себя, когда вы передали мне гарпун, а сами отошли в дальний угол. Он прекрасно понял, что вы даете понять, что мне ничего не грозит.

– Почему он вас ненавидит?

– Ненавидит? Не думаю. Он маньяк. Садист. Видели бы вы только, что он сделал с беднягой Лум Кипом, и как измывается над матросами-китайцами.

– Расскажите, пожалуйста, что произошло на судне, пока я был в беспамятстве, и что они, если вам известно, собираются сделать со мной.

– Краузе хочет доставить вас в Америку и выставить на обозрение в качестве дикаря вместе с остальными дикими… то есть вместе со своими животными.

Тарзан снова улыбнулся.

– Краузе – это тот, который сидит в клетке вместе с первым помощником?

– Да.

– А теперь расскажите о самом бунте и о планах Шмидта, если знаете.

Девушка закончила рассказ. Для Тарзана все действующие лица разыгравшейся на «Сайгоне» драмы встали на свои места. Получалось, что только девушка, де Гроот и матросы-китайцы вели себя достойно. Они да еще звери в клетках.

Проснулся де Гроот и первым делом окликнул Джанетт из своей клетки.

– Как вы? – спросил он. – Дикарь вас не тронул?

– Ничуть, – заверила его девушка.

– Сегодня я собираюсь побеседовать со Шмидтом. Попробую уговорить его выпустить вас. Мы с Краузе согласны не высказывать ему никаких претензий, если только он освободит вас.

– Но здесь я в безопасности. Не хочу на волю, пока судном заправляет Шмидт.

Де Гроот уставился на нее в изумлении.

– Но ведь он наполовину зверь, – воскликнул голландец. – Пока он вас не тронул, но никогда нельзя знать, что он выкинет, особенно если Шмидт начнет морить его голодом, как обещал.

Джанетт рассмеялась.

– Советую высказываться о нем поосторожнее, раз уж вы считаете его кровожадным дикарем; в один прекрасный день он может вырваться из клетки.

– Но ведь он меня не понимает, – сказал де Гроот. – И потом ему из клетки не выбраться.

Краузе, разбуженный разговором, приблизился и встал рядом с де Гроотом.

– Вот и я считаю, что ему не выбраться, – сказал он. – Шмидт уж позаботится о том, чтобы не дать ему такого шанса. Шмидт знает, что его ждет в противном случае. И не следует беспокоиться, что дикарь понимает нашу речь. Он глуп, как пробка.