Тарзан и потерпевшие кораблекрушение   ::   Берроуз Эдгар Райс

 – Вели принести воды и пищи, – распорядилась она.

– Хочешь стать его нянькой? – усмехнулся Краузе.

– Хочу, чтобы с ним обращались по-человечески, – ответила она – А что он вообще ест?

– Не знаю, – откликнулся Краузе. – Так что же он ест, Абдула?

– Этот пес не ел двое суток, – ответил араб, – так что, думаю, он будет жрать практически все. В джунглях он, словно зверь, питается сырым мясом, добытым на охоте.

– Постараемся снабдить его и мясом, – сказал Краузе. – Кстати, таким образом будем избавляться от падали, если она у нас появится.

Он отправил матроса на камбуз за мясом и водой. Человек в клетке уставился на Абдулу и глядел так долго и пристально, что араб сплюнул на палубу и отвернулся.

– Не хотел бы я оказаться на твоем месте, если он, не дай Бог, вырвется из этой клетки, – произнес Краузе.

– Не стоило развязывать ему руки, – ответил Абдула. – Он опаснее льва.

Вернувшийся матрос вручил мясо и воду Джанетт, которая передала их дикарю. Тот отхлебнул глоток воды, затем прошел в дальний угол клетки, уселся на корточки, вонзил в мясо крепкие белые зубы и урча принялся есть.

Девушка вздрогнула, мужчины неловко задвигались.

– Так же ест и большеголовый, – сказал Абдула.

– То есть лев, – пояснил Краузе. – А под каким именем этого человека знают туземцы, Абдула?

– Его зовут Тарзан из племени обезьян, – ответил араб.



III

«Сайгон» пересек Индийский океан, и на Суматре Краузе взял на борт двух слонов, носорога, трех орангутангов, двух тигров, пантеру и тапира. Опасаясь, что де Гроот осуществит свою угрозу и сообщит властям Батавии о присутствии на корабле заключенного в клетку человека, Краузе не зашел в этот порт, а двинулся дальше в Сингапур за обезьянами, еще одним тигром и несколькими удавами. Затем «Сайгон» взял курс через Южно-Китайское море к Маниле, последнему порту на долгом пути к Панамскому каналу.

Краузе благодушествовал. Пока все его замыслы осуществлялись без сучка и задоринки, а если удастся доставить груз в Нью-Йорк, можно сорвать солидный куш.

Однако, знай Краузе, что происходит на «Сайгоне», вряд ли он испытывал бы такое воодушевление. Ларсен продолжал болеть и не выходил из своей каюты, и хотя де Гроот считался хорошим офицером, он был новичком на судне. Как и Краузе, он не знал того, о чем говорили на полубаке и на палубе в ту ночь, когда на вахту заступил Шмидт. Второй помощник капитана имел долгую и серьезную беседу с Джабу Сингхом, ласкаром. Разговор велся шепотом. После этого Джабу Сингх долго и серьезно беседовал на полубаке с остальными ласкарами.

– А как же дикие звери? – спросил Чанд у своего соплеменника Джабу Сингха. – Что делать с ними?

– Шмидт сказал: выбросим всех за борт вместе с де Гроотом, Краузе и остальными.

– Звери стоят много денег, – возразил Чанд. – Их надо сохранить, а потом продать.

– Нас поймают и вздернут, – вздохнул другой ласкар.

– Нет, – уверенно сказал Джабу Сингх. – Пока мы стояли в Сингапуре, Шмидту стало известно, что Германия и Англия объявили друг другу войну. Это английский пароход. Шмидт утверждает, что немец имеет право захватить его. Говорит, что мы получим денежное вознаграждение, но животные, по его мнению, не представляют никакой ценности и будут только мешать.

– Я знаю одного человека на острове Иллили, который с радостью приобрел бы их, – упорствовал Чанд. – Нельзя позволить Шмидту выбросить зверей за борт.

Ласкары переговаривались на своем родном диалекте, уверенные в том, что матросы-китайцы не понимают их. Однако они ошибались. Лум Кип, пересекший однажды Китайское море на фелуке, команда которой состояла из ласкаров, выучил их язык.