Три мушкетера   ::   Дюма Александр

– Тогда я больше не отойду от вас!

– Сударь… – проговорила молодая женщина, с мольбой ломая руки, – сударь, я взываю к чести военного, к благородству дворянина – уйдите!

Слышите: бьет полночь, меня ждут в этот час.

– Сударыня, – сказал д'Артаньян с поклоном, – я не смею отказать тому, кто так просит меня. Успокойтесь, я ухожу.

– Вы не пойдете за мной, не станете выслеживать меня?

– Я немедленно вернусь к себе домой.

– Ах, я знала, что вы честный юноша! – воскликнула г-жа Бонасье, протягивая ему одну руку, а другой берясь на молоток у небольшой двери, проделанной в каменной стене.

Д'Артаньян схватил протянутую ему руку и страстно припал к ней губами.

– Лучше бы я никогда не встречал вас! – воскликнул он с той грубостью, которую женщины нередко предпочитают изысканной любезности, ибо она позволяет заглянуть в глубину мыслей и доказывает, что чувство берет верх над рассудком.

– Нет… – проговорила г-жа Бонасье почти ласково, пожимая руку д'Артаньяну, который все еще не отпускал ее руки, – нет, я не могу сказать этого: то, что не удалось сегодня, возможно, удастся в будущем. Кто знает, если я когда-нибудь буду свободна, не удовлетворю ли я тогда ваше любопытство…

– А любовь моя – может ли и она питаться такой надеждой? – в порыве восторга воскликнул юноша.

– О, тут я не хочу себя связывать! Это будет зависеть от тех чувств, которые вы сумеете мне внушить.

– Значит, пока что, сударыня…

– Пока что, сударь, я испытываю только благодарность.

– Вы чересчур милы, – с грустью проговорил д'Артаньян, – и злоупотребляете моей любовью.

– Нет, я только пользуюсь вашим благородством, сударь. Но поверьте, есть люди, умеющие не забывать своих обещаний.

– О, вы делаете меня счастливейшим из смертных! Не забывайте этого вечера, не забывайте этого обещания!

– Будьте спокойны! Когда придет время, я вспомню все. А сейчас уходите, ради всего святою, уходите! Меня ждали ровно в двенадцать, и я уже запаздываю.

– На пять минут.

– При известных обстоятельствах пять минут – это пять столетий.

– Когда любишь!

– А кто вам сказал, что дело идет не о влюбленном?

– Вас ждет мужчина! – вскрикнул д'Артаньян. – Мужчина!

– Ну вот, наш спор начинается с начала, – произнесла г-жа Бонасье с легкой улыбкой, в которой сквозил оттенок нетерпения.

– Нет-нет! Я ухожу, ухожу. Я верю вам, я хочу, чтобы вы поверили в мою преданность, даже если эта преданность и граничит с глупостью. Прощайте, сударыня, прощайте!

И, словно не чувствуя себя в силах отпустить ее руку иначе, как оторвавшись от нее, он неожиданно бросился прочь. Г-жа Бонасье между тем, взяв в руки молоток, постучала в дверь точно так же, как прежде в окно: три медленных удара через равные промежутки. Добежав до угла, д'Артаньян оглянулся. Дверь успела раскрыться и захлопнуться. Хорошенькой жены галантерейщика уже не было видно.

Д'Артаньян продолжал свой путь. Он дал слово не подсматривать за г-жой Бонасье, и, даже если б жизнь его зависела от того, куда именно она шла, или от того, кто будет ее провожать, он все равно пошел бы к себе домой, раз дал слово, что сделает это. Не прошло и пяти минут, как он уже был на улице Могильщиков.

«Бедный Атос! – думал он. – Он не поймет, что все это значит. Он уснул, должно быть, ожидая меня, или же отправился домой, а там узнал, что у него была женщина. Женщина у Атоса! Впрочем, была ведь женщина у Арамиса. Все это очень странно, и мне очень хотелось бы знать, чем все это кончится».

– Плохо, сударь, плохо! – послышался голос, в котором д'Артаньян: узнал голос Планше.

Дело в том, что, разговаривая с самим собою вслух, как это случается с людьми, чем-либо сильно озабоченными, он незаметно для самого себя очутился в подъезде своего дома, в глубине которого поднималась лестница, ведущая в его квартиру.

– Как – плохо? Что ты хочешь этим сказать, дурак? – спросил д'Артаньян. – Что здесь произошло?

– Всякие несчастья.