Смерть, о которой ты рассказал   ::   Дар Фредерик

Знал, что это будет бесполезно и что маленькие черные буквы начнут кишеть перед глазами как муравьи. Я стал думать о мадам Бланшен, пытаясь воссоздать в своем воображении ее лицо. Но мне это не удалось. Когда я сделал подбородок и рот и уже примеривал глаза, нижняя часть ее лица расползлась, как рисунок на запотевшем стекле. Она ускользала от меня, как очень сложная головоломка, которую невозможно разгадать. В конце концов я заснул тяжелым сном.

На следующий день была хорошая погода, но стало прохладнее. Я подумал, что небольшой огонек оздоровит помещение, и спустился в подвал, чтобы зажечь котел центрального отопления.

Здесь лежал уголь (он присутствовал в акте о продаже), куча досок, а в углу большой ящик, полный старых бумаг. Я взял несколько газет, смял их, перед тем как сунуть в черную пасть котла. Когда я занимался этой работой, к моим ногам упал комок сиреневой бумаги. Я увидел, что это письмо. Оно было написано высокими острыми буквами. Это был, без сомнения, почерк женщины. Я расправил его, чтобы прочесть, и сразу же понял, что это послание, адресованное мадам Бланшен своему мужу. Она писала:

"Мой дорогой Шарль!

Я пишу тебе, так как ты больше не обращаешь внимания на мои слова. Я хочу, чтобы ты знал: такая жизнь не может больше продолжаться. Ты не только изменяешь мне и превращаешь в посмешище, но теперь еще и бьешь. Я пишу тебе это письмо, чтобы выразить свое возмущение, чтобы крикнуть:

«Довольно!» Предупреждаю: если ты не исправишься, я потребую развод…"

Письмо обрывалось почти в конце страницы. На обратной стороне ничего не было. Я подумал, что бедная женщина, видимо, продолжила на другом листке, но, приглядевшись, заметил, что низ страницы отрезан.

Конец отчаянного послания я знал и инстинктивно дополнил его. Конечно же, Жермена Бланшен написала:

.., и уеду отсюда, даже не сказав тебе Прощай. Жермена".

Бланшен отрезал конец этого письма и отравил жену. Два последних слова спасли его от жандармов.

Я сложил письмо и положил на полку с инструментами, размышляя: не слишком ли быстро пришел к такому заключению? Еще накануне мне ничего не было известно о самоубийстве, и вот я уже превратил его в убийство, которое, не сомневаясь, приписал мужу.

Бумага в котле сразу же загорелась, осветив подвал. Я бросил сухие дрова и стал слушать, как они, разгораясь, весело потрескивают. Огонь наконец-то привнес жизнь в этот мертвый дом. Перед тем как перемешать лопатой уголь, я подождал, чтобы огонь хорошо взялся. Чем больше я думал о письме, тем больше приходил к выводу, что Бланшен убил свою жену.

Я говорил себе: «Ты пойдешь в жандармерию, чтобы узнать подробности об известном прощальном послании, а затем…» А что затем? В конце концов, меня не касалось, что мой предшественник оказался убийцей. Мораль — расплывчатое понятие. В любом случае мадам Бланшен была мертва. Если ее убил муж (а он ее убил, так как письмо, которое я только что прочитал, принадлежало не неврастеничке, а, скорее, женщине, решившей действовать), — если он ее убил, то должен был мучиться угрызениями совести. Суд людей, обвинив его в преступлении, лишь облегчит эти муки.

Отрегулировав огонь, я пошел наверх спокойным, почти расслабленным. Убийство, если оно не раскрыто, действительно пустяк. Если все проходит удачно, то это не влечет за собой никаких последствий. Хрупкость, непрочность нашего тела таковы, что смерть в той или иной форме кажется обыкновенной, почти невинной… Мадам Бланшен потеряла жизнь, потому что последняя фраза ее письма не уместилась на одной строке. Случай в виде ее почерка захотел, чтобы она отделила слово «прощай!» и чтобы это слово оказалось прямо над подписью.

Заметьте, что есть люди, которые умерли по еще более ничтожным причинам.



Глава 2

Секрет, который я открыл, не давал мне покоя.