Великолепное Ориноко   ::   Верн Жюль

— Бороться с опасностями — это мое ремесло!.. Я только этим и занимался всю жизнь!.. К тому же для меня они далеко не то, что для тебя…

— Поэтому-то я и настоял на том, чтобы сделаться твоим племянником.

— Ах! Если бы можно было посоветоваться на этот счет с полковником!.. — воскликнул сержант.

— А как? — ответил Жан, лоб которого нахмурился.

— Да, это невозможно!.. Но если мы получим в Сан-Фернандо нужные указания и если нам суждено будет когда-нибудь его увидеть, что он скажет?..

— Он поблагодарит старого сержанта за то, что он внял моим просьбам, что он согласился предпринять со мной это путешествие!.. Он скажет, что ты исполнил свой долг, как и я!

— Ну конечно!.. — воскликнул сержант. — Ты всегда делаешь со мной что хочешь!

— И это вполне правильно, потому что ты — мой дядюшка, а дядюшки должны всегда слушаться своих племянников… конечно, не при людях!

— Да, не при людях… Это уже решено!

— А теперь, мой добрый Мартьяль, иди и спи хорошенько. Завтра мы с утра должны сесть на оринокский пароход. Опаздывать нельзя.

— Спокойной ночи, Жан!

— Спокойной ночи! До завтра!

Сержант Мартьяль пошел к двери, открыл ее, затем старательно запер, убедился, что Жан повернул в замке ключ, и задвинул внутреннюю задвижку. Несколько минут он оставался на месте, прислушиваясь. Затем, убедившись, что мальчик лег, направился в свою комнату. Здесь он ударил себя кулаком по голове и произнес:

— Да!.. Дело нам предстоит трудное!

Кто же были эти два француза? Откуда приехали они? Что привело их в Венесуэлу? Зачем они вздумали играть роль дядюшки и племянника? С какой целью собирались они плыть на оринокском пароходе и куда?

На эти вопросы трудно было бы дать обстоятельный ответ. Все станет понятным в будущем.

Впрочем, вот что можно было заключить из только что приведенного разговора.

Это были два француза, оба — бретонцы, из Нанта. Но если их происхождение было ясным, то гораздо труднее было сказать, что их связывало и какие между ними были отношения. Прежде всего, кто был этот полковник Кермор, о котором они так часто говорили, и притом с таким волнением?

Во всяком случае, молодому человеку нельзя было дать больше 16-17 лет. Он был среднего роста и для своего возраста имел крепкое сложение. Его лицо было несколько строгое, даже печальное, особенно когда он погружался в свои обычные думы. Но мягкий взгляд его глаз, улыбка, при которой открывались белые зубы, и яркий румянец сильно загоревших после морского перехода щек делали его очень привлекательным.

Другой из этих двух французов представлял собой настоящий тип старого сержанта, прослужившего в строю до предельного возраста. Он ушел в отставку унтер-офицером, прослужив всю службу под командой полковника Кермора, который однажды спас ему жизнь на поле сражения во время известной войны Второй Империи, закончившейся разгромом 1870-1871 годов. Это был один из тех старых служак, которые доканчивают свою одинокую жизнь в домах своих бывших начальников. Они становятся обыкновенно чем-то вроде прислуги в семье, нянча иногда детей, балуя их и давая им первые уроки верховой езды на коленях и первые уроки пения, с голоса выучивая их разным военным песням.

Сержант Мартьяль, несмотря на то, что ему перевалило за шестьдесят, был силен и держался еще прямо. Закаленный, равнодушный к холоду и жаре, он не изжарился бы в Африке и не замерз в России. Сложение у него было крепкое; храбрость его была вне сомнений. Он ничего никогда не боялся, разве только себя, так как всегда боялся своего первого порыва. Высокий и притом худой, он сохранил свои прежние силы и военную выправку. Это был ворчун, старый службист. Но характер у него был превосходный, а сердце предоброе. Для тех, кого он любил, он готов был на все.