Врата судьбы   ::   Сабатини Рафаэль

Милорд Понсфорт, тридцатилетний, смуглый человек мужественного облика, был чрезвычайно хорош собой: большие темные глаза с поволокой, изящно очерченный рот, орлиный нос с нервными ноздрями. Правда, у него был узковатый лоб и, пожалуй, чересчур тяжелый подбородок.

Милорд поднес к лицу носовой платок.

— Капитан Гейнор, я — банкрот! — произнес он с отчаянием. — Я разорился этой ночью.

Капитан Гейнор вспомнил, что ни один из гостей не остался в проигрыше. Стало быть, проигрыш милорда вдвое больше выигранной им, Гейнором, суммы. Восклицание Понсфорта не оставило его безучастным. Признание, сделанное человеку, отнюдь не облеченному доверием их светлости, показалось капитану Гейнору верхом бестактности. Он всегда полагал, что тот, кто не способен проигрывать спокойно и с достоинством, каковы бы ни были ставки, даже если на карту поставлена жизнь, не имеет права вступать в игру. Капитан Гейнор принимал это правило как нечто незыблемое и придерживался его всю жизнь.

Удрученный вид милорда вызвал у него не жалость, а скорее презрение, граничащее с физическим отвращением. Первым порывом капитана было уйти. Он и задержался-то в надежде на то, что милорд Понсфорт пожелает сказать ему что-нибудь с глазу на глаз касательно дела, приведшего его в Англию и конкретно в этот дом. Наблюдая убитого горем хозяина, Гейнор понял, сколь тщетны были его надежды. Он решил откланяться.

Однако внезапный уход после столь откровенного признания мог быть воспринят как оскорбление. Самого капитана Гейнора это обстоятельство мало трогало. Но в интересах дела, пользы, которую мог принести милорд Понсфорт, капитану следовало вести себя осмотрительно, щадя самолюбие хозяина. Гейнор колебался и злился на себя за не свойственную ему нерешительность: он был человеком действия.

Гость переминался с ноги на ногу, придав лицу выражение сочувственного интереса. Их светлость в полном изнеможении опустился на стул. Глаза его блуждали, он нервно промокал платком узкий лоб, так портивший его благородное лицо.

— Вероятно, вы полагаете, что я преувеличиваю, — заговорил он наконец. — Но поверьте, сэр, в эту ночь я блефовал. Я проиграл четыре тысячи гиней Мартиндейлу, еще две тысячи Бэгшоту. А главное, я проиграл свою честь, ибо утратил последнюю надежду когда-либо расплатиться с долгами.

Капитан посмотрел на него с еще большим сочувствием.

— Но ведь они ваши друзья, — задумчиво произнес он. — Разумеется, они подождут, пока вам будет угодно заплатить долг.

В нагрудном кармане Гейнора лежала расписка лорда Понсфорта на восемь с лишним тысяч гиней, адресованная банкирам.

— Пока мне будет угодно? — повторил Понсфорт, и его лицо искривила насмешка. — Так знайте: у меня нет и десяти гиней. Ведь вы игрок, капитан Гейнор, — заключил он, то ли спрашивая, то ли констатируя.

— Признаюсь, ходят обо мне такие слухи, — кивнул Гейнор, и по губам его скользнула ироническая улыбка. — Отныне я вовлечен в игру, где ставка — моя собственная голова. Доводилось ли вам, ваша светлость, делать такие ставки?

— О, еще бы! Я уже сказал вам, что этой ночью главной ставкой была моя честь. А честь, несомненно, дороже жизни.

— Несомненно, — отозвался капитан с изрядной долей скепсиса.

Чем он мог утешить хозяина, чем подбодрить в ответ на навязанные ему откровенные признания? Капитан намеренно пропускал их мимо ушей, не желая вникать в суть. Он был близко знаком с лордом Понсфортом, но вряд ли их знакомство переросло бы в дружбу. Их связывала лишь общая преданность делу Стюарта [...преданность делу Стюарта, — Под «делом Стюарта» понимается борьба представителей этой династии за возвращение на британский престол. При первых монархах Ганноверской династии (после 1714 г.