Заговорщица   ::   Зевако Мишель

Если бы не достойный господин астролог… Впрочем, что теперь вспоминать! Вот увидите, я отплачу Гизу — помучается не меньше моего…

— Луань, не будь неблагодарным! Если бы Гизу не пришла в голову мысль устроить крестный ход, мы бы из Парижа не выбрались… — заметил Монсери.

— Это верно! — процедил сквозь зубы Луань. — Пусть герцог спокойно идет в Шартр… но вряд ли он вернется обратно в столицу…

— А ведь Гиз потребует, чтобы Его Величество разделался с нами! — усмехнулся Шалабр.

— Герцог спит и видит, как бы отрубить нам головы и преподнести их в подарок Бюсси-Леклерку и Жуайезу, — добавил Сен-Малин.

— Господа, вы слышали, что орал Жуайез?.. «Смерть Сорока Пяти!» Да он всего лишь несчастный безумец, на такого и кинжал жалко поднять… А вот Бюсси-Леклерк до Шартра не дойдет… Договорились?

— Договорились! — в один голос заявили трое собеседников Луаня.

Оставим на время четырех забияк — пусть себе намечают очередные убийства. Оставим и процессию, что медленно тянется к Шартру. Обратим внимание, дорогой читатель, на небольшую закрытую карету, едущую позади крестного хода.

Экипаж эскортировала дюжина вооруженных всадников. Вид у охраны был очень грозный, так что даже самые любопытные предпочитали держаться подальше.

В карете ехали две дамы: Фауста и Мария де Монпансье. Они вели неспешную беседу, и в данный момент их мысли занимал некий таинственный человек.

— Так где же он? — спросила Фауста.

— Шагает в толпе паломников. Думаю, мечта расправиться с царем Иродом не оставляет его ни на минуту…

— Монах вовремя придет в Шартр? Вы уверены?

— Я его собственными глазами видела, — успокоила Фаусту герцогиня.

Фауста вздохнула и прошептала:

— Значит, Пардальян сказал мне правду. Жак Клеман свободен и идет навстречу своей судьбе. Генрих Валуа обречен! Ему не спастись!

— Я не ослышалась, сударыня? — оживилась Мария де Монпансье. — Вы, кажется, произнесли одно имя… господин де Пардальян…

— Вы не ослышались… А в чем дело? — насторожилась Фауста.

— Видите ли, последние три-четыре дня мои братья без конца твердят об этом человеке.

— Вам это не нравится?

— Мне? Мне, право, все равно! — рассмеялась Мария.

Молоденькой и хорошенькой герцогине было весело. Она болтала, что-то напевала, поминутно выглядывала из кареты и беззаботно играла своими миниатюрными золотыми ножницами. Предстоящее убийство Генриха III она воспринимала как очередную забаву, и настроение у нее было вполне праздничное. Фауста же, обычно бесстрастная, на этот раз выглядела встревоженной.

— Вам, герцогиня, может, и все равно, — задумчиво произнесла Фауста, — но ваш брат Генрих де Гиз вот-вот осуществит свои великие замыслы. Никто и ничто не должно ему мешать. Лучше, если герцог навсегда забудет о Пардальяне…

— А это значит?.. — с улыбкой заметила Мария.

— А это значит, что Пардальян до Шартра не дойдет. Передайте вашему брату, пусть не беспокоится: Пардальян мертв, и убила его я!

Фауста опустила голову, прикрыла глаза и откинулась на подушки кареты. Она больше не желала беседовать; ей надо было подумать. Видимо, эту женщину одолевали мрачные мысли… Ее неподвижное лицо напоминало маску смерти…

Итак, крестный ход живой змеей тянулся по Орлеанской дороге. Отметим, где находились наши герои: Гиз, с братьями и со свитой, верхом — впереди процессии; рядом с герцогом — по обыкновению беззаботный Менвиль и мрачный Моревер, тревожно озиравшийся по сторонам; Бюсси-Леклерк, видимо, кого-то искал в толпе и носился на коне вдоль всей процессии, появляясь то тут, то там.

Позади свиты Гиза, в некотором отдалении, шел сам крестный ход: вереницы монахов и священников, за ними — сторонники Лиги, нищие, бродяги.