Смерть на берегу Дуная   ::   Андраш Ласло

На всякий случай надо разузнать у таксистов, не попадался ли им в среду пассажир до этой остановки. А если он приехал на своей или на попутной машине? Еромош, конечно, уже допросил соседей. Подождем результатов. Раудер говорил, что в двух домах живут постоянно. Зимой тоже. Возможно, они что-либо знают о Хуньоре.

Он снова потянулся за салфеткой. Хватая ртом воздух, хотел, было чихнуть, но не вышло. Черт бы его побрал, этот насморк.

Убийство, по-видимому, совершено не с целью ограбления. Девяносто форинтов остались под книгой. Двести семьдесят - в кармане. И мелочь. Впрочем, это еще не доказательство. Зачем понадобилось убийце создавать видимость того, что убийство совершено не с целью оцрабления? Логичнее было бы поступить наоборот. Тот, кто совершает убийство по личным мотивам, как раз стремится создать видимость убийства с целью ограбления, чтобы направить расследование по ложному пути.

Женщина? Возможно. У Хуньора семнадцатилетняя дочь. Значит, женат он, по крайней мере, лет восемнадцать. Ему сорок пять, он крепкий, высокий. В таком возрасте мужчины часто начинают дурить. («Мне тоже сорок девять…») А если убийца - женщина? Но такой сильный удар металлическим предметом по голове - не женская работа. Впрочем, кто знаот - может, она спортсменка. Например, толкает ядро или метает диск или копье. А может, баскетболистка. Хотя это маловероятно.

- Манци! Манци! - громко позвал он, а вышло: «Бацци! Бацци!»

Вошла жена.

- Бела, ты меня звал?

- Что идет по телевизору?

- Сегодня понедельник. Передач нет.

- Тогда чем же ты занимаешься?

- Вяжу.

- Хорошо. Что на ужин?

- Поджарю немного колбаски в сухарях. Как ты считаешь? Сыну нравится.

- Он уже пришел?

- Нет еще. Должен быть с минуты на минуту.

- Я бы, пожалуй, съел пару яиц всмятку.

- Хорошо, сварю. Тебе сейчас?

- Чуть попозже.

- Как хочешь. Потом скажешь. Сегодня мне надо закончить второй рукав пуловера.

- Хорошо, дорогая, иди заканчивай.

Едва дверь за ней закрылась, как он снвва мысленно перенесся к рыбачьему домику. Но, откровенно говоря, он оттуда и не возвращался.

«Ну конечно, трусы - это существенная деталь. Важнее, чем халат. Халат мог оказаться в доме, как и остальное тряпье. Но трусы кое о чем говорят. Во-первых, о том, что у Хуньора не было ни пижамы, ни ночной рубашки, значит, в доме он находился временно, по какому-то случаю. Если бы у него был чемодан пли рюкзак, то в лих наверняка было бы белье. Раудер вряд ли забыл бы об этом упомянуть. Правда, убийца мог унести рюкзак».

Келемен с трудом поворачивается на бок, приподнимается на локте, пытаясь левой рукой дотянуться до стопки газет на книжной полке. Еще чуть-чуть. Немного. Он наклоняется и наконец двумя пальцами достает край газеты. Осторожно тянет, и вся стопка, накренившись, с шелестом ползет по полке в его сторону. Он подтягивает поближе верхние шесть-семь номеров, снимает пх и кладет на одеяло. Откинувшись на спину, отдыхает. Тяжело дышит. Перебирает газеты: тридцать первое, тридцатое, двадцать девятое - вот эта!

В среду по стране была преимущественно пасмурная погода. Не то. Надо же смотреть в номере за тридцатое! «В Задунайском крае местами сильный северный ветер… Температура в 14 часов от трех градусов тепла до одного градуса мороза…» Значит, ночью наверняка был мороз. Он т, к п думал. И чихать ему на синоптическую мудрость Бсрбоцп. Вполне достаточно и сводки. Сомнения вызывают трусы. У Хуньора, конечно, таких сомнений не было, но никому не известны и его мотивы.

Жаль, что на шахматной доске еще так мало фигур. Пять-шесть вместо тридцати двух. А гут еще Раудер! Единственное, что показалось ему странным,- это Уголовный кодекс. Можно, конечно, установить, имеет ли эта книга какое-либо отношение к происшедшему.