Затески к дому своему   ::   Кокоулин Леонид Леонтьевич

– Папань, ты слышишь, дымком наносит…

Анисим, словно лайка, вскинув нос, старательно нюхал воздух и торопливо мял снег, не теряя лыжню, и, казалось, не слышал Гришу.

Потом и Анисим радостно откликнулся.

– Слышу, Григорий, наносит.

Теперь уже Анисим не смотрел по сторонам, не искал сушняк, а прицельно держал едва заметный след лыжни.

След привел к колодине, огонь выедал изнутри остатки комлистой чурки. Анисим опустился на валежину, утыканную волчьими лапами. Он следы не хотел замечать.

– Папань, это наш костер, – растерянно сказал Гриша. Он стащил с себя горбовик, отставил в сторонку клетку и склонился над едва тлеющими головешками раздувать огонь.

– Все, что ни делается, сын, к лучшему, – доставая пилу и чему-то удивляясь, сказал Анисим. – Живы будем – не помрем…

Костер уже вовсю плескался на ветру, метался из стороны в сторону, то кидался лизнуть в нос, то стелился к земле, не доставая теплом. Холодило со спины.

– Давай-ка, Григорий, соорудим завесу, – взялся за топор Анисим.

Нарубили вдвоем веток, елок, обставили костер, сделали навес над колодиной и пошли готовить на ночевку дрова.

Валить лес в такую погоду дело непростое да рискованное, оттого Анисим так долго, как показалось Грише, топтался вокруг сушины, выбирая направление, куда валить. Он ее подрубил основательно, никак не решаясь пилить.

– Слушай, Гриша, иди-ка посиди у костра, а то, не ровен час, соскочит с пня.

– Давай запилим и пойду.

Только сделали запил, как тут же пилу зажало. Анисим свой топор поставил в рез, а Гриша своим топором – обушком по обушку, и тогда словно из малопульки, рикошетом отражаясь, застреляло звонкое эхо. И дерево живое застонало, защелкало, будто ломая суставы, пугая своей неожиданностью.

– Беги-ка, Гриша, – попросил Анисим.

Гриша отбежал к костру, еще сколько-то раздавался топор Анисима, заскрежетав, хряснуло о землю дерево… Гриша подбежал к отцу.

– Живой, папань?!

– Живы будем – не помрем…

Обрубили сучья, пурхаясь в снегу, собрали. Раскряжевывали хлыст на чурки, сносили к костру. Подживили огонь. Анисим распахнул истрепанную фуфайку навстречу огню.

– Возвернемся, продадим эту, – подергал он за полы, – и купим себе подержанную.

– Магазинную, да, папань?

– А еще какую, стеганую на вате? А тебе, Григорий, пошьем волчью доху. И на вечерку, а? Перед Натальей?..

– Когда еще это будет? – с потаенной радостью заотнекивался Гриша. – Может, ухи сотворим? – достал Гриша из мешка ленка, котелок.

Анисим порубил на куски рыбину. Вынул последнюю лепешку, нанизал на прутик и воткнул с краю костра греть. И стал следить, когда закипит котелок.

– Ты не помнишь, сын, куда я иголку дел?

– Вот она, – Гриша отвернул козырек ушанки, вынул с короткой ниткой иголку, подал отцу.

– Вначале похлебаем, потом за шитье, – отложил Анисим рукавицу.

Гриша прижал к краю котелка кус рыбы, ложкой отломил кусочек, попробовал, посмотрел, куда поставить котелок.

– Ставь тут, – Анисим откатил чурку, на которой сидел, дал место котелку.

– Мне в кружку ухи, папань.

Анисим прихватил рукавицей котелок, разлил по кружкам уху. Рыбу выложил на корину.

– Хорошо, что вернулись, а то куда бы стали рыбу ложить. Чего только с человеком не бывает, – удивился Анисим. – Возьми, к примеру, сегодня, никак не думал – вокруг да около петляли. Кружит нас хозяин тайги… Чем мы ему досадили?..

– А я уверен был, папань, – запивая ухой рыбу и сладко причмокивая, говорил Гриша, – что мы выйдем куда надо, а когда ты потянул в обход сосняка, чувствую, что не туда, не туда и все – ноги отказывались…

– Бывает такое, – согласился Анисим. – Чувствуешь, маешься, а что к чему, не сразу поймешь.

– Кто знает, сколько так нудить снег будет…

– Сколько нисколько, а пережидать придется, – повздыхал Анисим. – В непогодь и хожеными местами не рискуют.