Жорж   ::   Дюма Александр

Займем Наше прежнее положение, повернемся лицом к Мадагаскару и посмотрим налево: у наших ног, по ту сторону опорного пункта, расстилаются равнины Уильямса, они начинаются за Мокой, самой прелестной частью острова, заканчиваются у равнины Сен-Пьер горой Кордегардии, по форме похожей на спину лошади; потом за горой и за большими лесами расположен район Саванн; здесь протекают реки, получившие нежные названия: речка Лимонных деревьев, Купальня негритянок, Аркадия, со своим портом, так хорошо защищенным крутыми берегами, что туда не может проникнуть никакой враг; вокруг него пастбища, соперничающие с равнинами Сен-Пьер, там такая девственная почва, какая встречается только в безлюдной Америке; наконец, в глубине лесов — большой пруд, где водятся такие гигантские мурены, что их уже нельзя назвать ужами, — это змеи; случалось, что они затаскивали к себе преследуемых охотниками оленей и пожирали их, а также беглых негров, рискнувших выкупаться в пруду.

Посмотрим направо. Вот район Крепости, над которым возвышается пик Открытия; над вершиной его парят мачты кораблей, которые отсюда кажутся тонкими и гибкими.., как ветви ивы. Вот мыс Несчастный, вот бухта Могил, вот церковь Памплемуссов. В этом районе находились по соседству друг с другом хижины мадам де ла Тур и Маргариты ; о мыс Несчастный разбился «Сен-Жеран» ; у бухты Могил нашли тело девушки, сжимавшей в руке чей-то портрет; в церкви Памплемуссов два месяца спустя рядом с этой девушкой похоронили юношу такого же возраста. Вы уже угадали имена этих двух возлюбленных, покоящихся в одной могиле, под одним камнем. Это Поль и Виржиния, два Алкиона тропиков; море, со стоном разбиваясь о прибрежные скалы, кажется, беспрестанно оплакивает их, как тигрица, вечно оплакивающая своих тигрят, которых сама же и растерзала в приступе ярости или ревности.

Теперь вы пройдете по острову от Декорн на юго-западе, или от Маэбура до Малого Малабара, проследуете вдоль берега или направитесь вглубь, спуститесь по течению рек или подниметесь в горы, и воспламенит ли равнину своими огненными лучами сверкающий диск солнца или посеребрит холмы лунный серп своим печальным светом, если у вас ноги устали, голова отяжелела, глаза закрываются, если, опьяненный благоуханием китайских роз, испанского жасмина, вы чувствуете, как ваши ощущения в истоме тают, вы сможете, о мой спутник, без страха погрузиться в сокровенное и глубокое блаженство индийского сна. Ложитесь же в густую траву, спите спокойно и проснитесь без страха, потому что легкий шум, который, приближаясь, колышет листву, устремленные на вас черные сверкающие глаза — это не шорох ямайской змеи, это не глаза бенгальского тигра, спите спокойно и просыпайтесь безмятежно. Никогда на острове эхо не повторяло резкого шипения змеи или ночного рева хищного зверя. Нет, это молодая негритянка раздвигает стебли бамбука, чтобы показать свою красивую головку и с любопытством посмотреть на вновь прибывшего европейца. Подайте ей знак, даже не изменив позы, она сорвет для вас сочный банан, душистый плод манго или стручок тамаринда, скажите ей хоть одно слово, и она ответит вам ласкающим голосом: «Позвольте мне сделать то, что вам будет приятно». Она обрадуется, если за ее услугу заплатят приветливым взглядом, тогда она предложит проводить вас в жилище своего хозяина. Следуйте за ней, куда бы она ни повела, и когда вы увидите красивый дом, окруженный цветами, к которому ведет обсаженная деревьями аллея, это будет значить, что вы пришли: это жилище плантатора, тирана или патриарха, доброго или злого; но, будь он тем или другим, это вас не касается и не имеет для вас значения. Входите смело, садитесь за семейный стол, скажите: «Я ваш гость», и тогда перед вами поставят самую красивую китайскую тарелку с прекрасной гроздью бананов и хрустальный в серебре бокал, наполненный лучшим пенистым пивом острова; вы будете охотиться, сколько захотите, с ружьем хозяина в его саваннах, вы будете ловить рыбу в речке его сетями, и каждый раз, когда вы придете к нему сами или пошлете своего друга, будет заколот жирный теленок, потому что появление гостя — это праздник, такое же счастье, как некогда было возвращение блудного сына.