Золотая ловушка   ::   Ламур Луис

Наконец настала ночь, принеся с собой благодатную прохладу. Старик Макграу смог передохнуть и отложить в сторону свою артиллерию.

Кто может проникнуть в душу индейца? Кто может сказать, какие суеверия таятся внутри его черепной коробки? Дело в том, что ни один апач никогда не будет воевать ночью, ибо они считают, что душам людей, убитых в темноте, суждено вечно блуждать, не зная покоя и приюта. Этот ли страх мешал им возобновить атаки? Или им внушал ужас этот странный и непонятный человек, если вообще человек засел в темном каменном здании и палил из несчетного количества ружей.

И кто скажет, с каким выражением глядели они друг на друга у своих костров возле города, слушая непонятные им звуки старого пианино, доносившиеся из салуна, и старческий пропитой бас, выводивший «Всегда ношу зеленое», «Маршируйте вы, ленивцы», «Приди ко мне, где ждет тебя моя любовь» или «Серенаду».

Наступил новый день, и Макграу снова приготовился к сражению. В нем проснулось присущее любому ирландцу нетерпение вступить скорее в драку. С того самого момента, когда он понял, что остался один в пустом городе, на который вот-вот нападут индейцы, ни на минуту не допускал мысли о том, что у него есть хотя бы малейший шанс остаться в живых. Но на то он и ирландец, чтобы драться, несмотря ни на что; а Финн Макграу, старый, насквозь проспиртованный Финн, был ирландцем.

Спустя час после восхода солнца его ранило в бок. Он резко повернулся, упал на мешки с мукой и соскользнул на пол. Из раны обильно текла кровь, и он взял пригоршню муки и залепил пулевое отверстие. В тот же момент не целясь выстрелил из двери, просто чтобы они знали, что он на месте и никуда не делся. Только после этого перевязал свою рану.

Пуля попала в мякоть, и он бы истек кровью, если бы не мука. Пот заливал ему глаза, катился вниз, прокладывая светлые дорожки по грязи и пороховой копоти, покрывавшей его лицо. Но он все продолжал двигаться туда и сюда, стреляя то из одного ружья, то из другого и не давая возможности апачам приблизиться к магазину. Даже грабеж он свел к минимуму, поскольку держал на прицеле почти все подходы к домам, и индейцы вскоре поняли, что, не избавившись от него, они не смогут воспользоваться трофеями захваченного города.

Где-то среди дня в него снова угодила пуля, проделав глубокую царапину на голове. Солнце уже клонилось к закату, когда он открыл глаза. Вся голова, казалось, пульсировала жестокой болью, во рту пересохло. Он перевернулся, сел и сделал большой глоток ирландского, после чего ощупью нашел двустволку. Как раз вовремя, потому что один из апачей уже возился возле двери, пытаясь ее открыть.

Он прицелился, прислонив ружье к углу ящика. Глаза его то и дело закрывались. Он спустил оба курка сразу, и воин, пораженный в живот, откачнулся назад.

На четвертый день около полудня майор Магрудер во главе кавалерийского отряда подъезжал к Сентинелю. За ним следовали жители города — шестьдесят человек, вооруженные ружьями.

Подъехав к окраине, майор поднял руку. Джейк Картер и Деннис Магун в тот же миг оказались возле него.

— Вы, кажется, говорили, что город покинут?

Он протянул руку, указывая на мертвого апача.

Всадники медленно двигались по улице. Еще один убитый индеец растянулся в пыли, потом они наткнулись еще на одного.

Перед магазином кучей лежали четыре апача, а поодаль, скрючившись, поперек тротуара — еще один. Окна магазина были разломаны, стекла выбиты, а в двери зияла огромная дыра. По приказу майора солдаты рассыпались по городу, чтобы все как следует разведать. Магрудер спешился возле магазина.

— Я готов поклясться, что в городе никого не оставалось, — заявил Картер.

Магрудер распахнул дверь в магазин.