Агасфер (Вечный Жид) (том 1)   ::   Сэ Эжен

- тихо сказал он немного погодя, заметив слезы на румяных щечках Розы и Бланш, все еще коленопреклоненных, - мы, может быть, найдем генерала Симона в Париже... я расскажу вам обо всем сегодня на ночлеге... Я нарочно откладывал это до нынешнего дня... Сегодня, по-моему, выходит нечто вроде годовщины, и я многое расскажу вам о вашем отце... давно мне хотелось...

- Мы плачем, потому что не можем не вспомнить и о маме, - сказала Роза.

- О маме, которую увидим только на небесах, - прибавила Бланш.

Солдат поднял сирот и, взявши их за руки, посмотрел на них с чувством невыразимой преданности, казавшейся еще более трогательной благодаря контрасту с его суровыми чертами.

- А все-таки так горевать не следует! Правда, дети, ваша мать была лучшей из женщин... Когда она жила в Польше, ее звали _жемчужиной Варшавы_, но можно было бы безошибочно прозвать ее "жемчужиной, подобной которой нет во всем свете"! Уж именно во всем свете не найти такой другой... нет!..

При этом голос изменил Дагоберу, он замолчал и начал, по обыкновению, поглаживать усы.

- Послушайте-ка, девочки, - добавил он, подавив волнение, - ведь ваша мать давала вам всегда самые лучшие советы?

- Конечно, Дагобер.

- Ну, а что вам она говорила перед смертью? Она велела о ней помнить, но не предаваться горю!

- Это правда. Она говорила нам, что Бог, всегда такой добрый к бедным матерям, оставившим на земле сирот, позволит ей слышать нас с высоты небес, - сказала Бланш.

- И она обещала всегда следить за нами! - прибавила Роза.

При этом обе сестры с глубокой и наивной верой, свойственной их возрасту, невольно в трогательном прелестном порыве взялись за руки и, устремив к небу глаза, воскликнули:

- Ведь это правда, мама?.. ты нас видишь?.. ты слышишь нас?

- Ну, а раз ваша мама вас видит и слышит, - сказал растроганный Дагобер, - то не огорчайте же ее своею грустью... Помните, что она вам запретила горевать!

- Ты совершенно прав, Дагобер, мы не будем больше плакать!

И они послушна вытерли глаза.

Дагобер, с точки зрения святош, был настоящие язычником. В Испании он со страстным наслаждением наносил сабельные удары монахам всех орденов, которые с распятием в одной руке и с кинжалом в другой защищали не свободу (давно умерщвленную инквизицией), а свои чудовищные привилегии. Между тем все-таки недаром Дагобер сорок лет с лишком был свидетелем поразительных по своему величию событий, недаром столько раз видел смерть лицом к лицу.

Благодаря этому, инстинктивное чувство естественной религии, присущее всем простым и честным сердцам, всегда пробуждалось в его душе. Поэтому-то, не разделяя утешительной надежды сестер, он счел бы преступлением хоть немного поколебать ее.

Заметив, что девочки повеселели, он начал так:

- Ну вот, в добрый час, дети. Я гораздо больше люблю, когда вы весело болтаете и хохочете втихомолку... не отвечая даже на мои вопросы... как, например, вчера и сегодня утром... Да... да... эти два дня у вас завелись какие-то важные секреты... но это ничего... раз это вас забавляет, я очень рад...

Сестры покраснели и обменялись полуулыбкой, хотя слезы еще не успели обсохнуть на их глазах. Затем Роза с легким смущением сказала старому солдату:

- Да нет же, Дагобер... ты ошибаешься, мы ничего особенного не говорили!

- Ну, ладно, ладно. Я ведь ни о чем не хочу узнавать... Ну, отдохните еще немного, а потом в путь... уж поздно, а надо в Мокерн попасть засветло... чтобы выехать завтра пораньше.

- А далеко еще нам ехать? - спросила Роза.

- До Парижа-то?.. да придется, дети, переходов с сотню сделать... хоть и тихо мы двигаемся, а все-таки продвигаемся... а главное, все обходится дешево, что при нашем тощем кошельке очень важно: комнатка для вас, половик и одеяло у порога для меня с Угрюмом, да свежая солома для Весельчака - вот и все наши путевые издержки.