Агитмедведьособого отряда   ::   Кассиль Лев Абрамович

Он немного поломался, чтобы набить цену своему рассказу, потом оглядел всех нас, сознавая своё полное превосходство над публикой, поставил на землю ведро и поведал нам необыкновенную историю медведя. Говорил он складно и живо, но за полную достоверность его рассказа я ручаться не могу.

Вот что рассказал нам сторож зоосада:

— Мы стояли тогда в селе Петровском. Отряд наш бился на Уральском фронте. Пришёл приказ наутро выступать. Мы собирались улечься пораньше, чтобы выспаться перед походом, как вдруг на улице раздался шум, улюлюканье, посвист. Мы вышли из избы и увидели молодого цыгана. Борода у цыгана была чёрная, курчавая и лезла прямо чуть ли не из глаз. И весь он был какой-то вороной словно. Чёрный до синевы, косматый, рослый. Только зубы светились да глаза горели чёрные. На животе у цыгана висел большой турецкий барабан, за спиной, на загорбке, давя на плечи, сидела шарманка. И большой медведь — не на цепи, а на простой и не очень толстой верёвке — следовал за цыганом. Кони наши перепугались, стали рваться с места и сбились у коновязи. Бойцы обступили цыгана с медведем. Все ждали: вот сейчас начнётся представление… Но цыган потребовал, чтобы его провели к командиру.

Командиром у нас был товарищ Морковников. Человек серьёзный и собой не очень видный. Но выправка у него была отличная, и бойцы уважали товарища Морковникова за прямоту и боевитость. Товарищ Морковников сам вышёл на улицу.

— Чего тебе, друг? Что надо, товарищ цыган? — спросил наш командир.

— Примите, товарищ командир, меня в свой отряд! — ответил цыган. — От табора я давно отбился. Имею желание участвовать в Красной Армии добровольцем. Прошу меня зачислить совместно с медведем, — сказал цыган и снял шапку.

— Зачислить-то мы тебя зачислили бы, — сказал товарищ командир Морковников, — но куда мы твоего Мишку подеваем?

— Извиняюсь, — сказал цыган, — извиняюсь, товарищ командир, но это не Мишка, а Потап Потапыч, учёный медведь: он может всякую комедию ломать и продёргивать в обидном состоянии, если какие есть трусы, шкурники, несознательные и прочий элемент.

И цыган стал показывать медвежью науку. Шарманка переехала к нему на пузо, цыган подставил под неё дёревянную ножку-костыль, а барабан перешёл за спину. Правой рукой цыган вертел ручку шарманки, и сквозь разрисованное сито на передней стенке её стали цедиться хлюпающие звуки польки-кокетки. Левой рукой цыган стучал по барабану. Каблук правой ноги он вдел в верёвочную петлю и ногой приводил в движение медные тарелки на барабане.

Так цыган заиграл на манер целого оркестра. И под сиплые вздохи шарманки, под уханье барабана и лязг тарелок Потап Потапыч встал на задние лапы и прошёл сперва военным маршем, потом показал, как баба за водой ходит, а под конец изобразил, как белый генерал у красных «аману» — пощады просит.

— А ну-ка, Потапыч, — сказал цыган, — покажи, как несознательный боец, трус такой, в атаку ходит.

Мишка припал к земле, пополз, да боком, боком, да за избу, притулился за срубом и прикрыл голову лапами.

Тут поднялся такой хохот, что даже товарищ Морковников сказал:

— Фу ты, до чего курьёзная зверюга, прямо цирк!

И бойцы стали просить командира, чтобы цыгана зачислили в отряд вместе с медведем. Но положение наше было серьёзное. Наутро нам нужно было выступать. С провиантом у нас дело было туго, куда ещё тут с медведем! Ведь его кормить сколько надо, а тут самим жрать нечего. И бойцы замолчали, не зная, как быть. Цыган всем очень понравился.

«Видно, хороший парень, вполне нам сродни, хотя и чёрный такой, — рассуждали про себя бойцы. — Бойкий, боевой, видать по всему, парень».

Тем временем цыган придумал уже новую штуку. Он заиграл вальс «Дунайские волны», а медведь его встал на задние лапы и стал управлять музыкой, как в театре.