Алька   ::   Абрамов Федор Александрович

Э, сказала она себе, да уж не думает ли он, старый дурак, шуры-муры со мной завести? А что-раз ни баба, ни девка - почему и не попробовать в молодой малинник залезть?

Меж тем бабы засобпрались домой. На обед.

К Альке подошла тетка-она, конечно, была тут, на лугу. Старая колхозница-разве усидеть ей дома в страдный день?

- Пойдем, дорогая гостьюшка, пойдем. Я баню буду топить. Вон ведь ты как выгвоздалась.

Выгвоздалась она страсть: и кофточку, и штаны придется не один час отпаривать, а может, и вовсе списывать.

Так что восемьдесят-девяносто рубликов, можно сказать, плакали.

Э-э, да тряпки будут - были бы мы!

Задор, лихая удаль вдруг накатили на Альку,

- Девчонки, айда на реку!

Девчонки, казалось, только этой команды и ждали.

С криками, с визгом кинулись вслед за ней.

Малявки поскидали с себя платьишки еще по дорогеэто всю жизнь так делается, чтобы без задержки, с ходу в реку, а когда спустились с крутого увала на песчаный берег, быстро разделись и девчонки. Разделись и со всех сторон обступили Альку.

Все ясно, усмехнулась про себя Алька, - какой у тебя купальник? Так уж устроены все девчонки на светес рождения тряпичницы.

Есть, есть у нее купальник. Такой, что в ихней деревне и не снился никому, - темно-малиновый, шерстяной, с вшитым белым ремешком, с карманчиком на молнии (зимой три часа на морозе выстояла за ним в очереди).

Но разве она думала, что ей придется купаться сегодня?

И все-таки - врете! Не у вас-у меня будет самый красивый купальник. В один миг Алька сбросила с себя все до нитки.

Девчонки ахнул": им и в голову ничего подобного не могло прийти, потому что кто же нынче купается голышом? Трехлетнюю соплюху, и ту не затащить в воду без трусиков.

На ребячьем пляже-рядом-закрякали, застонали, но и там скоро захлебнулись.

Гордо, слегка откинув назад голову, понесла она к воде свое молодое, цветущее тело.

Под ногами певуче скрипел мелкий белый песок, жаркий травяной ветер косматил ей волосы, обнимал полные груди, собачонкой юлил в ногах.

-Альчик, - сказал ей однажды расчувствовавшийся Аркадий Семенович, - я бы, знаете, как назвал вас, выражаясь языком кино? - Он любил говорить красиво и интеллигентно. - Секс-бомбой.

- Это еще что? - нахмурилась Алька.

- О, это очень хорошо, Альчик! Это... как бы тебе сказать... безотказный взрыватель любой, самой зачерствелой клиентуры. Это солнце, растапливающее любые льдины в мужской упаковке...

И это верно. На самую трудную и капризную клиентуру высылали ее. Или, скажем, начальство в ресторан пожаловало, да еще не в духе, - кого послать, чтобы привести его в божеский вид? Ее, Альку.

Она попробовала йогой воду-теплая, посмотрела па небо-черной тучек перекрыло солнце, посмотрела на всполошившихся сзади девчонок и побежала вглубь:

чего бояться? Разве впервой купаться при дожде?

Реку она переплыла без передышки, вышла на берег, ткнулась в песок.

Девчонки ей кричали: "Аля, Аля!" - махали платьями с того берега (похоже, и в воду не заходили), а она, зарывшись в теплый песок, сжимала руками мокрую голову и молча глотала слезы.

Ее с первого класса в школе считали отпетой, а мать, как она запомнила, только и твердила ей: "Смотри, сука!

Только принеси у меня в подоле - убью!" А она, поверит ли кто, до позапрошлого лета не переступала черты. Целоваться целовалась и тихоней, как некоторые, не прикидывалась: гуляю! Сама, ежели надо, на шею парню вешалась. Но ниже пояса - ша! Посторонним вход запрещен.

И даже в тот день, когда нежданно-негаданно на пекарню нагрянула мать с ревизией, она не отступила от этого правила. А уж как в тот день не приступал к ней Владик!

Просто руки выламывал.

Мать, родная мать, можно сказать, толкнула ее в руки Вдадика.