Александр Пушкин   ::   Булгаков Михаил

Пушкина и Гончарова

уходят.

Геккерен. Запомни все жертвы, которые я принес тебе.

Геккерен уходит вместе с Дантесом.

В гостиной мелькнула Воронцова, к ней подходят,

прощаясь, гости. Музыка внезапно обрывается, и сразу

настает тишина.

Долгоруков. Люблю балы, люблю! Богомазов. Что говорить!

В сад оттуда, откуда выходит Богомазов, выходит

Воронцова. Она очень утомлена, садится на диванчик.

Долгоруков и Богомазов ее не видят.

Долгоруков. Хорош посланник! Видали, какие дела делаются! Будет Пушкин

рогат, как в короне. Сзади царские рога, а спереди Дантесовы. Ай да

любящий приемный отец! Богомазов. Ай люто вы ненавидите его, князь!.. Ну, мне, - никому, клянусь,

друг до гроба, - кто послал ему анонимный пасквиль, из-за которого весь

сыр-бор загорелся? Молодецкая штука, прямо скажу! Ведь роют два месяца,

не могут понять, кто. Лихо сделано! Ну, князь, прямо, кто? Долгоруков. Кто? Откуда я знаю? Почему вы задаете мне этот вопрос? А кто бы

ни послал, так ему и надо! Будет помнить! Богомазов. Будет, будет... Ну, до свиданья, князь, а то огни начнут тушить. Долгоруков. До свиданья. Богомазов. Только, Петя, на прощанье говорю дружески: ой, придержите язык.

(Скрывается.)

Долгоруков допивает шампанское, выходит из чащи.

Воронцова. Князь... Долгоруков. Графиня... Воронцова. Почему вы одни? Вы скучали? Долгоруков. Помилуйте, графиня, возможно ли скучать в вашем доме?

Упоительный бал! Воронцова. А мне взгрустнулось как-то. Долгоруков. Вы огорчаете меня, графиня. Но это нервическое, уверяю вас. Воронцова. Нет, грусть безысходна... Сколько подлости в мире! Вы не

задумывались над этим? Долгоруков. Всякий день, графиня. Тот, у кого чувствительное сердце, не

может не понимать этого. Падение нравов, таков век, графиня! Но к чему

эти печальные мысли? Воронцова. Pendard!.. [Висельник! (фр.)] Висельник! Негодяй! Долгоруков. Вы больны, графиня! Я кликну людей! Воронцова. Я слышала, как вы кривлялись... вы радовались тому, что какой-то

подлец посылает затравленному... пасквиль... Вы сами сделали это! И

если бы я не боялась нанести ему еще один удар, я бы выдала вас ему!

Вас надо убить как собаку! Надеюсь, что вы погибнете на эшафоте! Вон из

моего дома! Вон! (Скрывается.)

Начинает убывать свет.

Долгоруков (один). Подслушала. Ох, дикая кошка! Тоже, наверно, любовница

его. Кто-то слышал за колонной... Да, слышал... А все он! Все из-за

него! Ну ладно, вы вспомните меня! Вы вспомните меня все, клянусь вам!

(Хромая, идет к колоннаде.)

Тьма.

Потом из тьмы - свечи за зелеными экранами. Ночь.

Казенный кабинет. За столом сидит Леонтий Васильевич

Дубельт. Дверь приоткрывается, показывается жандармский

ротмистр Ракеев.

Ракеев. Ваше превосходительство. Битков к вам. Дубельт. Да.

Ракеев скрывается. Входит Битков.

Битков. Здравия желаю, ваше превосходительство. Дубельт. А, наше вам почтенье. Как твое здоровье любезный? Битков. Вашими молитвами, ваше превосходительство. Дубельт. Положим, и в голову мне не впадало за тебя молиться. Но здоров? Что

ночью навестил? Битков. Находясь в неустанных заботах, поелику... Дубельт. В заботах твоих его величество не нуждается. Тебе что препоручено?

Секретное наблюдение каковое ты и должен наилучше исполнять. И говори

не столь витиевато, ты не на амвоне. Битков. Слушаю. В секретном наблюдении за камер-юнкером Пушкиным проник я

даже в самое его квартиру. Дубельт. Ишь ловкач! По шее тебе не накостыляли? Битков. Миловал бог. Дубельт. Как камердинера-то его зовут? Фрол, что ли? Битков. Никита, ваше превосходительство. Дубельт. Ротозей Никита. Далее. Битков. Первая комната, ваше превосходительство, столовая... Дубельт. Эти в сторону. Битков. Вторая - гостиная. В гостиной, на фортепиано, лежат сочинения

господина камер-юнкера. Дубельт.