Анюта   ::   Миронихина Любовь

Настя-крестная ее обняла, погладила по плечу:

- Нюр, ты вся дрожишь, как в лихорадке, замерзла на улице?

А утром Анюта не смогла встать с кровати, ноги словно мякиной были набиты и не слушались. Все они намаялись и набоялись за эти дни, но ей тяжелее всех дался отступ. Недаром покойная бабка Арина говорила: "Не девка у нас, а мощи ходячие, квелая, ледященькая".

И мама вздыхала, на нее глядя: "Тринадцать лет, а по виду десяти не дашь, ее подружки уже барышни, а наша Нюрка как цыпленок". Анюта чувствовала себя виноватой, что в такое тяжелое время стала для всех обузой.

Когда стихла стрельба, голодаевцы-соседи принесли радостную весть немцев и дух пропал, а по большаку вовсю идут наши войска. Все хором закричали: "Домой, домой, немедленно домой!" Домна подхватила Анюту на руки и отнесла на подводу. Говорила, что легче снопа ноша. Домне приходилось и мешки с картошкой и мукой таскать.

Правильно им советовали добрые хуторяне - надо было переждать немного. Ну и наглотались же они пыли, неделю на зубах скрипела. Даже на проселке их то и дело обгоняли машины, а выехали на большак - и застряли на обочине. Целую армию пропустили: и колонны пеших солдат, и лошадей, устало тянувших орудия, и машины, машины...

Анюта глядела, откинувшись на мягкие узлы. Пусть хоть две армии пройдут, она не устанет пережидать. Наши! С одной машины им помахали рукой, блеснули в улыбке белые зубы. Не хватало музыки. В Анютиных мечтах музыка обязательно играла и бодро шагали мимо их дома веселые солдаты, а она стояла на крыльце в своем лучшем платье, с оборками, в том, что досталось ей от старшей сестры Любаши, - но об этом ведь никто не знает.

Прошло наше войско, чуть развиднелось от пыли, и подводы заскрипели дальше. Что делать, в обыденной жизни все так некрасиво, непразднично. Анюта давно с этим смирилась. Можно закрыть глаза и домечтать, принарядить и осчастливить обыкновенное. Главное-то сбылось!

Мать с крестной Настей брели притихшие и разочарованные. Они, оказывается, все глаза проглядели, думали своих мужиков в этой колонне повстречать. Домна над ними посмеялась: "Чего захотели! Сейчас прямо все дубровские мужики мимо вас промаршируют!" Зато теперь со дня на день можно ожидать вестей, почтарка появится, письма понесет. Два года они не получали весточек - ни от отца, ни от Ваньки, ни от Любки. И если так шибко немца погонят, то через две-три недели война кончится. От таких разговоров женщины снова повеселели.

Анюта с удовольствием послушала, потом закрыла глаза. Особенно сладко было помечтать о том, как они с Витькой будут стеречь на дороге батю, именно в том месте у Прилеп, где он велел им встречать. Но дорога то и дело отвлекала. Сначала завиднелся обугленный немецкий фургон. Его столкнули на обочину, чтобы не мешал, и он покорно завалился на бок. А вокруг фургона по всему полю рассеяны зеленые бугорки.

- Мертвяки, мертвяки! - закричал Витька и побежал поближе к обочине поглядеть.

У Анюты сердце екнуло. Когда Феденька, прикорнувший у нее под боком, поднял головку, она ему быстро прикрыла глаза ладонью: "Не гляди!"

Проехали это страшное место, поднялись на гору. Сейчас откроется Андреевка. Хорошая деревня, в прошлый раз Анюта долго ею любовалась. На пологих зеленых холмах рассыпались аккуратные хатки с огородами и садами. Нестройные улочки Андреевки то взмывали вверх, то сбегали к дороге. А между ними петляла речушка, такая быстрая, озорная. Через нее два мостика переброшены. Говорят, каждую весну речушка как разбурлится и мосты смывает. Андреевцы терпеливо строят новые. Чудная деревня.

Глянули - и оторопели. Даже лошадь встала как вкопанная. Вместо хат одни печки остались. Эти печки, словно гуси, жалобно и сиротливо тянули длинные шеи к небу. На черных пожарищах мелькали белые платки - копошились бабы. Чего они там искали?

- Где им было уцелеть! Две ночи подряд лупили из пушек... - сказал Домнин батька.