Ариэль   ::   Довлатов Сергей Донатович

– Где же крылья твои, Ариэль? – спросил писатель.

– Нету, – коротко и без удивления ответил мальчик, – а тебя?

– Не понял, что – тебя?

– А как тебя зовут?

– Меня зовут Григорий Борисович. И крыльев у меня, признаться, тоже нет…

С озера долетали крики и шум моторных лодок.

Писатель спрашивает:

– Ты что здесь делаешь? И почему – один?

Ариэль:

– Я был на озере, но Анджелочка сказала: "Убирайся".

– Это почему же?

Мальчик ответил с готовностью и почти хвастливо:

– Да потому что у меня вши. Вот почему.

– Ты уверен? – писатель шагнул к нему, оставив машинку.

– Уверен. Мама сказала – кошмар. Помыла меня керосином. Мы за ним специально съездили в Рамсдейл. Хочешь мою голову понюхать?

– Не откажусь. Премного благодарен.

– Только осторожно. Они ведь могут и на тебя перепрыгнуть.

Писатель ощутил запах керосина. Вспомнил послевоенное детство. Лето на даче в Тарховке. Гудки паровоза "ФД". Поджаренные на керосинке оладьи…

Ариэль сказал:

– Вот поэтому я не могу играть с детьми.

– А ты их видел? – спросил писатель.

– Кого?

– Кого. Да вшей. Что ты знаешь о них?

– Ничего. Они слишком маленькие. Их почти не видно.

– А для чего, по-твоему, существует микроскоп?

– Как это – микроскоп?

– Такой прибор, который все на свете увеличивает. Через него можно разглядывать вшей целыми днями. Жаль, что я оставил его в Нью-Йорке.

– Значит, ты их видел?

– Еще бы. Я же говорю – целыми днями разглядывал, оторваться не мог.

– Ну и как?

– Впечатление, доложу тебе, самое благоприятное. Это крошечные, тихие, хорошо воспитанные букашки. У них большие синие глаза. Они не шумят. Не повышают голоса. А главное, каждый из них занимается своим делом.

– Да, но они кусаются.

– Иногда. Когда их выводят из равновесия. Что называется, в порядке самозащиты…

Ариэль, затаив дыхание, слушал. Григорий Борисович рассказывал ему о маленькой процветающей стране. Пока не раздался крик:

– Арик! Ты где? Кура стынет…

– Мама, – с легкой досадой произнес Ариэль.

И затем:

– Я еще погуляю.

В ответ раздалось:

– Арик! Если мама сказала – ноу, то это значит – ноу!

– Кура стынет, – грустно повторил мальчик.

– В такую жару, – удивился Григорий Борисович, – странно… Ей можно только позавидовать.

– Ну, я пойду.

Это Ариэль говорит. Писатель в ответ:

– Давай, брат. Заходи, если будет время…

Мальчик убежал, забыв игрушки. Писатель взошел на крыльцо. Водрузил на колени пишущую машинку. Увидел чистый лист бумаги. Привычный страх охватил его.