Беспокойный гость   ::   Чехов Антон Павлович

---------------------------------------------

Антон Павлович Чехов

Беспокойный гость



В низкой покривившейся избушке лесника Артема под большим темным образом сидели два человека: сам Артем, малорослый и тощий мужичонка, с старческим помятым лицом и с бородкой, растущей из шеи, и прохожий охотник, молодой рослый парень в новой кумачовой рубахе и в больших болотных сапогах. Сидели они на скамье за маленьким треногим столиком, на котором, воткнутая в бутылку, лениво горела сальная свечка.

За окном в ночных потемках шумела буря, какою обыкновенно природа разражается перед грозой. Злобно выл ветер, и болезненно стонали гнувшиеся деревья. Одно стекло в окне заклеено бумагой, и слышно было, как срывавшиеся листья стучали по этой бумаге.

— Я тебе вот что скажу, православный…— говорил Артем сиплым, тенорковым полушепотом, глядя немигающими, словно испуганными глазами на охотника. — Не боюсь я ни волков, ни медведей, ни зверей разных, а боюсь человека. От зверей ты ружьем или другим каким орудием спасешься, а от злого человека нет тебе никакого спасения.

— Известно! В зверя выстрелить можно, а выстрели ты в разбойника, сам же отвечать будешь, в Сибирь пойдешь.

— Служу я, братец ты мой, тут в лесниках без малого тридцать лет,и сколько я горя от злых людей натерпелся, рассказать невозможно. Перебывало у меня тут их видимо-невидимо. Изба на просеке, дорога проезжая, ну и несет их. чертей. Ввалится какой ни на есть злодей и, шапки не снимавши, лба не перекрестивши, прямо на тебя лезет: «Давай, такой-сякой, хлеба!» А где я тебе хлеба возьму? По какому полному праву? Нешто я миллионщик, чтоб каждого прохожего пьяницу кормить? Он, известно, злобой глаза запорошило… креста на них, на чертях, нет… не долго думавши, трах тебя по уху: «Давай хлеба!» Ну, и даешь… Не станешь же с ними, с идолами, драться! У иного в плечах косовая сажень, кулачище, что твой сапог, а у меня сам видишь, какая комплекция. Меня мизинцем зашибить можно… Ну, дашь ему хлеба, а он нажрется, развалится поперек избы — и никакой тебе благодарности. А то бывают такие, что деньги спрашивают: «Отвечай, где деньги?» А какие у меня деньги? Откуда им быть?

— У лесника, да чтоб денег не было! — усмехнулся охотник. — Жалованье получаешь каждый месяц, да и, чай, лес тайком продаешь.

Артем пугливо покосился на охотника и задрыгал своей бородкой, как сорока хвостом.

— Молодой ты еще, чтоб мне такие слова говорить, — сказал он. — За эти самые слова ты перед богом ответчик. Ты сам из каких будешь? Откуда?

— Я из Вязовки. Старосты Нефеда сын.

— Ружьем балуешься… Я, когда помоложе был, тоже любил это баловство. Тэ-эк. Ох, грехи наши тяжкие! — зевнул Артем. — Беда-а! Добрых людей мало, а злодеев и душегубов не приведи бог сколько!

— Ты словно как будто и меня боишься…

— Ну, вот еще! Зачем мне тебя бояться! Я вижу… понимаю… Ты вошел, и не то чтобы как, а перекрестился, поклонился честь честью… Я понимаю… Тебе и хлебца дать можно… Человек я вдовый, печи не топлю, самовар продал… мяса или чего прочего не держу по бедности, но хлебца — сделай милость.

В это время под скамьей что-то заворчало, вслед за ворчаньем послышалось шипенье. Артем вздрогнул, поджал ноги и вопросительно поглядел на охотника.

— Это моя собака твою кошку забижает, — сказал охотник. — Вы, черти! — крикнул он под скамью. — Куш! Биты будете! Да и худая же у тебя, брат, кошка! Одни кости да шерсть.

— Стара стала, околевать время… Так ты, сказываешь, из Вязовки!

— Не кормишь ты ее, я вижу. Она хоть и кошка, а все-таки тварь… всякое дыхание. Жалеть надо!

— Не чисто у вас в Вязовке, — продолжал Артем, как бы не слушая охотника.