Без затей   ::   Крелин Юлий Зусманович

 — Операционная сестра глупо засмеялась.

— В чем дело? Заболел кто? Что смеешься?

— Марат Анатольевич. — Она снова прыснула. — Еще из больницы не успел уйти, до вечера тут был… Недавно только кончился приступ, домой поехал.

— Да ты что? — Я окликнул Егора. — Ты слыхал? У Тараса почечная колика.

— Вот подхалим! — изумился Егор. — И тут к начальству подладился. Нет, Димыч, столько камней в почках на одно отделение — слишком большая роскошь.

— Да уж, вторая колика в отделении — это сигнал мне. Удалять надо.

Небольшое отвлечение перед операцией. Успокоились: кровотечение остановилось и за ногу бороться не надо.

Лев спал. Только мы раскрыли рану пошире — кровь вмиг заполнила всю полость и начала заливать стол. Егор передавил выше — остановилась. Я убрал кровь, сгустки, обнажил протез. Конечно, разъело шов. Наверняка инфекция, а что еще? Течет из протеза — зажим сюда. Теперь выделить протез, подтянуть, перевязать и отсечь у самой аорты.

Все. Ноге конец. Кровь туда больше не идет. Вниз по этой ноге кровь больше не идет. Я зашил и перевязал все места, откуда может течь кровь. Опасность ушла.

Теперь надо думать. Теперь можно думать.

Давление хорошее. Кровопотеря восполнена. Попытаться, что ли, еще раз с новым протезом? Нет, не рискну. Одно дело ногой рисковать, другое — жизнью.

Рану зашивал медленно, оттягивал время. Ненавижу ампутации. Они наиболее наглядно, образно ставят нас на место, подчеркивают нашу беспомощность. Всякий успех хирургии — не могу об этом не думать — свидетельство слабости медицины. Человека надо лечить, а не резать. Хирурги начинают работать, когда другие врачи сдаются. Правильно, раньше врачи не считали хирургов за своих. Но все же и мы помогаем. И мы что-то делаем. Зашьем — и все выглядит как обычно. Кому дело до нутра? А тут — раз, и нет ноги. И всем все видно.

Понимаем мало, что там происходит, — вот и режем. Умеем много, а знаем, понимаем мало.

Наконец зашил рану. Надо начинать ампутацию.

— Помойся, — обратился к дежурному. Стоит без дела, а мы за него работаем. Мы ведь не дежурим сегодня. Его время. — Помоги Егору.

— Ты не будешь сам?

— Постою посмотрю.

Я свое отработал. Теперь пусть сами. Егору полезно сегодня переключить эмоции.

Демагог! При чем тут дежурство, эмоции?.. Просто не хочу сам…

Когда ногу уносили из операционной, я шел сзади.

Где-то читал или кто-то рассказывал, что в какой-то стране врача обязывают первым идти за гробом.



22

После наркоза Златогуров спал до утра. Рая сидела рядом на стуле, временами впадая в дремотный транс. Когда Лев, не просыпаясь, попытался повернуться и застонал, Рая вышла в коридор, попросила сестру сделать укол. Здесь она немножко поплакала и вернулась на свой пост.

Проснулся Златогуров, когда сестра пришла мерить температуру всей палате. Проснулся, осмотрелся, взгляд сохранял полную безмятежность, даже когда он поглядел на одеяло, под которым должна была быть его больная нога. Он должен был вспомнить. Почувствовать он не мог ничего, кроме боли. Ноги не было, но ему не дано было ощутить это: он мог почувствовать боли в пальцах, которых не было, боли чуть ниже колена, которого тоже не было, могла почесаться подошва… Так это и называется — фантомные боли. Болей у него не было, были фантомные ощущения.

Наверняка все быстро вспомнил. И опять, вопреки себе самому, продолжал молчать. Ничего, скоро обретет всегдашнюю норму. Сестра подала градусник и сказала:

— Лев Романович, сегодня перейдете в свою палату.

— Спасибо, милая, спасибо.

Когда Рая вышла, Лев откинул одеяло. Положил руку на культю и снова накрылся одеялом. Хотел лечь на бок, лицом к стене, не сумел.

Приехали Рая и сестра с каталкой.