Бог любит смех   ::   Сирз Уильям

"Это единственный раз, - говорил он, когда большая жирная ложь была бы желанной и осталась бы безнаказанной". Однажды в воскресенье я не пошел в церковь, рискуя навлечь на себя смертный грех. Вместе с дедом мы поехали в его кабриолете на берег Миссисипи. Там был ужасный шторм, и все дома людей, живущих по берегам, затопило. Дедушка помогал им спасать вещи. Мы работали до позднего вечера. Когда мы вернулись, дедушка получил взбучку от бабушки, а я был отправлен наверх, в постель, прежде, чем пришел домой отец и смог со мной разделаться. Я понимал, что на этот раз будет не разговор "мужчины с мужчиной", не легкий ивовый прут - это будет ремень для правки бритвы. Отец махал этим ремнем так, словно колол дрова, иногда теряя в своей работе чувство меры, и, казалось, не мог определить, достаточно ли уже получил мальчик, чтобы исправиться. Но что было даже хуже - так это его манера подниматься по ступенькам. Его ноги играли на этих ступеньках с большим чувством, чем даже мистер Тилли на церковном органе по воскресеньям. Шаги отца по ступенькам всегда были ужаснее самой порки. Иногда по утрам, когда он по два раза окликал нас, а мы все не вставали, он взбегал на несколько ступенек самым устрашающим образом. "Я поднимаюсь за вами, - говорил он. - И если я поднимусь, вы пожалеете". И он скакал на одну ступеньку вверх и вниз, поднимая шум на весь свет, делая вид, что взбирается наверх. Я вылетал из постели, как метеор, и попадал прямо в брюки. Как то поутру отец был в особенно хорошей форме. "Если вы не подниметесь в пять минут, - сказал он, я приду и вытащу вас за шиворот!" Через десять минут он сказал: "Я иду!" Звучание ступеней было столь внушительным, что я почувствовал гордость за отца. Я засмеялся и окликнул Эллу: "Это неплохо. Это звучит, как будто отец подходит прямо к комнате". Я поднял глаза. "Доброе утро, папа!" Теперь, когда я пропустил воскресную службу, я ждал в своей комнате "отеческих шагов судьбы" снова. И они прозвучали. "Давай-ка покончим с этим", - сказал он. "Да, сэр". "Это причинит мне большую боль, чем тебе". "Но в другом месте". За это я заработал несколько добавочных ударов, но как только отец закончил "бить в литавры", как называла это Элла, я спустился и присоединился в амбаре к дедушке. Он сидел на ящике с овсом. "Присядь, сынок", - сказал он. Я покачал головой. "Пока не буду". Дедушка сочувственно кивнул. "Ты думаешь, что если бы соврал насчет того, где мы были сегодня, то имел бы теперь у себя в штанах более удобное седалище, верно?" - Я кивнул. Дед засмеялся. - "Лучше быть потрепанным, но гордым - сказал он мне. - "Вот в чем характер. Забудь свой огузок. Ты сделал доброе дело, помогая этим людям на реке". Дедушка быстро взглянул на дверь амбара, будто увидел там тень бабушки, а потом сказал: "Конечно, молиться тоже хорошо. Но так же хорошо можно молиться и за работой. Не хочу, чтобы ты думал, будто твой старый дед не верит в молитву, потому что я верю. Но есть разные пути. Сейчас, если я опущусь на колени, чтобы сделать это, Бог скажет мне: "Мэл Вагнер, ты - старый лицемер. Встань с колен и отправляйся-ка резать свиней. Пусть молиться тот, кто умеет. А ты ступай, помоги тем людям на реке, слышишь?" "Бог действительно говорил тебе это?" - спросил я его. "Именно это бы Он и сказал". Дед дал мне мягкую подушку из повозки. Я очень осторожно присел на нее. Я любил запах его одежды, его морщинистые щеки с редкими колючими бакенбардами, которые царапались, когда он обнимал меня. В амбаре был мир, который принадлежал только деду и мне.