Босой   ::   Станку Захария

А вышла за него потому только, что бабка велела.

Мать спускается по тропинке. В селе, что виднеется внизу, живут два ее брата – люди состоятельные, торговцы. К кому пойти?.. Братья меж собой не ладят – тут уж приложили руку их жены. У старшего, Лисандру, слабая грудь. Жена – он привез ее из города – тоже хворая. Из всех детей выжил у них только один сын – Янку, и тот хилый да болезный. С лица серый, как пепел, а уж худ – кожа да кости. Все трое кашляют, у всех хрипит в груди. Лисандру – злыдень, и жена его – ведьма, и все же Лисандру добрее Тоне. У Тоне уже трое детей, все дочери, но каждую весну у Финики, его жены, опять брюхо до подбородка – снова на сносях. Дома у Тоне – сущий ад. Жена бранится, грозит уйти обратно в город, не по нраву ей деревня, крестьянский труд не по ней. А что Тоне делать в городе? Денег на собственную лавку еще не накопил.

– Добрый день, братушка.

– Ну, добрый…

– Мочи моей больше нету с мамой жить. Вот пришла к тебе попроситься. Ненадолго. Пока не пристроюсь…

– Пристроишься, как же!.. А почему не пошла к Тоне?

– Ты добрее, Лисандру.

– Кто это тебе сказал?

– Уж я знаю…

– Не больно-то и знаешь…

– Что же, уйти мне?

– Да ладно уж, оставайся, коли пришла.

И мать осталась в доме Лисандру. Увидела ее Лисандрова жена-горожанка, нахмурилась.

Но не заругалась, сказала только:

– Будешь помогать по хозяйству – в доме убирать, воду носить, тесто замешивать…

Так и стала мама прислугой у Лисандру. Прошел день, прошла неделя, вот и месяц, и другой пролетел… Как-то прислал за ней брат Тоне, хочет-де с ней повидаться. Отправилась она к нему.

– Не по душе мне, как обходится с тобою братец, хозяин твой. Нас, братьев, трое, а ты у нас одна. Быть прислугой у мужика!.. Иди-ка лучше замуж – я для тебя уже и человека подыскал. У тебя двое детей и у него двое. Вот и будет на двоих у вас четверо. Он вдовый, жена этой осенью померла.

– Хоть бы взглянуть на него сперва, Тоне.

– Что ж, взгляни, сестрица, отчего не взглянуть. Он как раз тут рядом, в корчме сидит. Ну что, позвать?

– Позови…

За стойкой в корчме оставалась Финика. Тоне привел в горницу смуглого молодого мужчину с карими глазами и коротко подстриженными усами. Видом мужик не весел, черная рубаха вся в земле. Наступила весна, начинались полевые работы.

– Добрый вечер, Марие…

– Здравствуй, добрый человек…

Тоне ушел обратно в корчму, чтобы Финика не скучала за стойкой… Посетители требуют цуйки, баранок, тут же с хрустом грызут их, четвертями заказывают вино. У кого нет денег, пьют в долг. Тоне записывает должников в книгу. Эти заплатят летом либо осенью – после продажи хлеба или зерна, если уродится. А коли нет – тоже не беда, расплатятся через год. Торговец в проигрыше не будет. Запишет в книгу сумму вдвое или втрое большую. Финика неприязненно косится на мужиков.

– Опять, Тоне, в долг даешь.

– Опять даю…

– Ты о дочерях-то подумай.

– О них и думаю.

Тоне наливает три стопки цуйки и несет в горницу.

– Ну так как, сестрица, пойдешь за Тудора?

– Пойду, Тоне.

– Ну, в добрый час!

Все трое чокаются и пьют. Женщина едва пригубливает цуйку…

– Не по нраву тебе питье, жена?

– Не по нраву, муж.

– Вот и мне тоже.

– Ну и хорошо…

– Когда ее к себе заберешь, Тудор?

– Нынче вечером, шурин.

– Совет вам да любовь!

Отец берет на руки Евангелину, мама – Иона. Они выходят из дома Тоне. И направляются вверх по улице.

Вечереет. Густеют сумерки. Веет легкий прохладный ветерок. С пробудившихся от зимней спячки полей тянет свежестью.

Дети уронили головки на плечи родителей. Уснули…

Чуть теплится кизяк в очаге. Приткнувшись поближе к огню, чтобы согреться, дремлет на охапке сена конопатый курносый парнишка. На гвозде висит лампа. Ее желтый глазок помаргивает, словно от рези.