Божеполье   ::   Бородин Леонид Иванович

Казалось бы, изначально фальшивая семейная обстановка должна была породить столь же фальшивое дитя. Однако Наташа – мила, духовно возвышенна, благородна. Этим образом автор как бы говорит нам, что при всей внутренней фальши прошлого оно внешне могло выглядеть настолько благопристойно, что оказалось способно порождать что-то вполне нравственное и даже привлекательное. В то время как сегодняшняя крикливо-заносчивая среда, «вскрывающая», казалось бы, вчерашнюю фальшь, являет нам не что иное, как «скотство». Символически это «наглядно» продемонстрировано в последнем любовном свидании Любови Петровны и Жоржа.

Вообще повесть Бородина насыщена метафорами, делающими идеи и мысли, заложенные в ней, необычайно зримыми и доступными читателям с различной степенью подготовленности.

Вот, например, как образно представлена автором судьба Любови Петровны. «… вот она, изящная перламутровая раковинка, уставшая от прихотей морских течений, возжелавшая надежности и покоя, пристроилась, прилепилась к могучему океанскому лайнеру, и стали забавой шторма и пространства, только вот по прошествии лет, прохудившись, затонул на рейде ее вчерашний всесильный покровитель, затонул на мели и придавил ее ко дну морскому всей своей непомерной тяжестью. Теперь ей задыхаться и тихо умирать, никому не нужной и неинтересной. Если бы он получил брешь в бою, она закрыла бы ее собой, но он просто прохудился и затонул и остался торчать над водой бесполезными мачтами. А кругом зашустрили быстроходные и наглые, и вся жизнь вокруг обрела новый увлекательный ритм, в котором можно бы закрутиться, увлечься… Но придавлена, похоронена, обречена…»

Бородин чутко прислушивается к душевным перипетиям каждого своего персонажа, не отталкивая их, не негодуя, не презирая – даже если они и чужды, а то и враждебны ему. Разве что Жорж подан в гротескной манере. Но он уже не столько индивид, сколько обобщенный тип, кого принято называть «радикалом». Даже в сцене, его убийства каждая деталь, относящаяся к Жоржу, отдает иронией, а то и сарказмом «…он, не переставая кричать… сорвался на визг… елозя по полу, заполз под стол… орал из-под стола, выставляя вперед ногу в дурно пахнущем носке…» Если предсмертный вопль Павла Дмитриевича может вызвать жалость к нему, то застреленный Жорж Сидоров омерзителен. Не случайно в той же манере, что и хозяин, представлены гости-единомышленники Жоржа. Автор даже не наделил их именами – это просто сборище «анонимов».

В прежних своих произведениях Бородин, как правило, оставлял какой-то задел оптимизма на будущее. Так, в «Третьей правде» ранение Селиванова ножом оказалось легким. И его предсмертный ужас вылился почти что в фарс. Он будет жить. Хотя эту радость мы ощущаем с большой долей горечи: Рябинин-то мертв! То лучшее, что, казалось бы, единственно и достойно жизни и что нес в своей душе и отстаивал Рябинин, погибло. Однако «выживание» Селиванова хотя бы немного утешает нас.

«Божепалье» же оставляет нас перед гигантской черной воронкой, символизирующей чудовищную разрушительную работу прошлого, а также беспросветность и бесперспективность нынешней жизни.

Лишь призрачный образ мальчика-колчаковца, возникающий в угасающем сознании умирающего Клементьева, дает нам слабый импульс надежды. На что?.. Может быть, на то, что у нас есть один путь – возвратиться к изначальным истокам того духовного состояния, когда еще можно было сохранить в себе заложенное природой естество, человечность, единение с родиной.

Виктор МЕНЬШИКОВ