Братья и сестры (Пряслины - 1)   ::   Абрамов Федор Александрович

Вся вспыхнув, она медленно подняла глаза к Анфисе:

- Посылать ли?

Анфиса не могла сдержать улыбки. Ох, Настя, Настя, и выдумала ты себе любовь. Парня в глаза не видала - может, и взглянуть не на что. Да и то сказать: где они, парни-то? Хоть на бумаге, а любовь...

И она живо ответила:

- Пошли, пошли. Почему не послать. Настя с благодарностью улыбнулась ей.

- - Я вот не знаю только, - тем же доверчивым голосом, помолчав, заговорила она, - какую карточку... Я бы хотела, знаешь, ту, где я с косами. Только там я босиком. Может, нехорошо?

- А чего нехорошо? Ноги у тебя не украдены. Пусть полюбуется.

- Ох уж ты, Анфиса Петровна... - Настя стыдливо покачала головой.

Потом она с прежней живостью вскочила на ноги:

- Побегу - завтра рано вставать... А я тебе опять сон растрясла.

- Ладно, высплюсь. А как там в дальних навинах? - спросила Анфиса уже у порога. - Много навозил Клевакин навоза?

- Федор-то Капитонович? - беззаботно улыбнулась Настя. - Что ты, Анфиса Петровна! Где кучка, где две. А у Поликарпа и того нет - голым-голо...

- Да не может быть! - Анфиса схватила девушку за руки.

- Нет, вру я, - обиделась Настя. - Сходи посмотри сама.

Анфиса выпустила Настины руки:

- Ну тогда без хлеба останемся... Поликарпова бригада завсегда выручала.

Настя широко раскрытыми глазами, не дыша, смотрела на Анфису. Она поняла все. В дальних навинах без навоза и сорняк не родится. Где же у нее-то глаза были? Еще комсорг... Ведь должна бы знать: Поликарп всю зиму болеет. Тот, колхозный радетель, за него и бригадой правит.

Она быстро забегала по комнате. На столе вздрогнул и замигал светлячок керосинки.

- Вот что, - сказала Настя решительно, - я Лихачева искать пойду.

Анфиса безнадежно махнула рукой:

- Как же, найдешь теперь нашего Харитона.

- Ну так я всех на ноги подыму. Палку возьму да под каждым окошком стучать буду.

- Не выдумывай. Женки весь день с сеном маялись - из-за Синельги вброд доставали...

Настя с отчаянием всплеснула руками:

- Да ведь, может, завтра ручьи побегут. Ты что, Анфиса Петровна, не понимаешь?

Анфиса нахмурила брови:

- Разве ребят да девок кликнуть - давеча в клуб прошли.

- А ведь и вправду!

Настя схватила с вешалки Анфисину фуфайку, плат.

- Пойдем, Анфисонька, тебя лучше послушают.

Мишка Пряслин, взбежав на крылечко своего дома, осторожно открыл ворота, ощупью - пересчитывая шаткие половицы в сенцах - добрался до дверей. В избе темно, пахнет сосновой лучиной с печи, нагретым тряпьем. От передней лавки посапывание спящих ребятишек.

- Явился, полуночник. Уроки опять не выучил. Мишка, не обращая внимания на ворчание матери, приподнявшейся на постели, торопливо прошел в задоски * и, нашарив чугун с холодной картошкой, сунул несколько картофелин в карман. У печки под порогом с трудом разыскал рукавицы.

* Задоски - часть избы спереди печи, отгороженная дощатой заборкой.

- Да ты, никак, опять на улицу?

- Нет, лежать буду, - огрызнулся Мишка. - Понимаешь, - горячо зашептал он, на цыпочках подходя к матери. - У Поликарпа все навины голы... Сейчас прибежала в клуб Анфиса Петровна - всех навоз возить.

Мишка выпрямился, стряхнул с себя сонное тепло.

- Переоденься. В чем в школу-то пойдешь?

- Ну еще...

- Переоденься, кому говорят. Вот уже напишу отцу... Совсем от рук отбился.

- Да пиши ты, жалоба. Все только отцом и стращаешь...

От дома Пряслиных до конюшни целый километр, и вот то, чего боялся Мишка, случилось. Прибежал он на конюшню, а лошадей уже не было.

Конюх Ефим зло пошутил:

- Бойкостью ты, парень, не в отца. Тот, бывало, завсегда во всем первый... Ну, коли проспал, запрягай быка.

И Мишка, чуть не плача от стыда, выехал с конюшни на проклятой животине. Возле кузницы он услышал знакомый-знакомый перепляс кованых копыт.