Брат   ::   Расул-заде Натиг

Тетя Соня пусть ночует у нас. - Фуад, дорогой, где ты был? - по-старчески запричитала мать тут же, как услышала его голос в трубке, не вникая в то, что он говорит ей. - Я так волновалась. Вчера Маша звонила из Москвы, тебя спрашивала, а я и не знала, что ей сказать. - Ладно, ма, мне пора, вечером позвоню. Не забудь с тетей договориться, - и он повесил трубку.

"Бедная ма совсем плоха, - думал он, шагая по улице, -упорно зовет меня Фуадом... Скучает, видно, по нему... Впрочем, она и в детстве постоянно путала нас... Но Маша... Какого черта ей от меня нужно?.. Спрашивала меня, говорит... Странно, странно, весь мир свихнулся будто... Лучше б она за своим мужем ухаживала. Кажется, у них с Фуадом не очень-то ладится в последнее время... За три года ребенка даже не нажили..."

- Эй!

Окрик совпал с пронзившей его, как судорога, картинкой, вдруг вставшей перед глазами. Краешком сознания поняв, что окликнули именно его и окликнувший торопливо подходит, он неожиданно остановился, будто оглушенный, внезапно вспомнив стюардессу с подносом, себя в самолете, вонь от разутых ног, самолетный специфический холод, который сейчас достаточно явственно возник в его ноздрях. Что я там делал?

Что я там мог делать? Нет, ерунда какая, думал он растерянно. Не был я там и быть не мог, так, что-то застряло в памяти из прошлого, а будто вчера.

- Эй! - и, обгоняя свой крик, кричавший побежал к нему, будто боясь, что он исчезнет, растворится в толпе. Добежал, наконец. - Что? - коротко спросил он.

- Что?! И ты еще спрашиваешь - что? - с ходу рассвирепел кричавший. - Три месяца тебя ищу. За тобой должок, забыл, что ли?

- Почему же, помню, - спокойно ответил он.

- И что же? - Готов заплатить.

- Тогда гони два куска. И скажи спасибо, что беру без процентов.

- Спасибо, - он вытащил деньги, отсчитал двадцать сотенных зеленых купюр и протянул их неизвестному, но очень рассерженному мужчине, который при виде денег резко смягчился и подобрел.

- Я, честно говоря, вчера слышал в казино, что будто бы ты умер, Азад, чего только люди не напридумают, но когда сказали - от менингита, тут же понял - вранье... Такие, как ты, не умирают своей смертью... Если б сказали - от ножа, то еще можно было бы поверить...

Ты получил свои деньги? - остановил он разговорившегося приятеля. - Я больше тебе ничего не должен? - Нет, больше ничего, я с тобой в расчете, -довольным тоном ответил тот.

- Тогда и я с тобой рассчитаюсь, - и мгновенно развернувшись, ударил мужчину в челюсть, тот отлетел, упал, начал, кряхтя, подниматься, но он не стал ждать дальнейших событий, повернулся и пошел дальше, куда направлялся до окрика.

Он шагал по улицам и думал, поглядывая на прохожих, что облик его родного города, который он некогда обожал, резко изменился к худшему. Угрюмые, вырожденческие лица людей, приехавших из районов, из деревень, где все родственники женятся друг на друге, порождая кретинов, составляли теперь генофонд города, когда-то, в недалеком прошлом, на улицах которого почти нельзя было встретить ни одного такого плебейского лица. Харкающие на тротуары мужчины и женщины, перегруженные, как мулы, до отказа набитыми мешками; хамское отродье, чешущее себе зад на людях, отравляющее воздух города, распространяющее вокруг себя смрад и зловоние, паскудные людишки повылезли, понаехали, ковыряют в носу и разглядывают пальцы, прежде чем вытереть об штаны, воинствующие ублюдки, быстро разбогатевшие на торговле и ненавидящие интеллигентов. Короче, все это не прибавляло хорошего настроения человеку, любящему свой город и видящему, во что его превратили. Невольно он стал сравнивать свой город с Москвой, и тут в недоумении снова остановился: при чем здесь Москва? Сейчас, сейчас...