Бунт на борту   ::   Разгон Лев

Все здания в зоне были без кирпичных труб, на вышках вместо солдат стояли черноволосые и оживленные зеки, ворота прочно заперты, но перед ними стояла группа людей - очевидно, руководителей мятежа. Среди них я узнал Антонио.

Главный прокурор в малопонятном для нас мундире с малопонятными нашивками смело пошел вперед, сопровождаемый начальством.

- Пойдем! - вдруг сказал мне Намятов... И я двинулся в этой начальственной толпе. Сначала все шло тихо, и речь шла о предъявлении полномочий. Антонио спокойно сказал, что они ждут Главного прокурора из Москвы или же его заместителя и разговаривать они будут только с ним, потому что речь идет вовсе не о внутрилагерных делах.

- Я помощник Генерального прокурора Советского Союза,- важно произнес прокурорский чин. Он был в меру толстый, в меру важный, но мундир на нем был совершенно новенький, еще не помятый. В таком в далекую командировку не едут. И вообще, печать провинциализма лежала на этом "помощнике Генерального прокурора".

- Где вы работаете? -тихо спросил Антонио.

- То есть как где? В генеральной прокуратуре.

- А где она находится в Москве?

- Смешно спрашивать! На Пушкинской улице, на улице имени поэта Александра Сергеевича Пушкина. А прямо напротив-подвальчик с холодным пивом. (Почти все присутствующие мечтательно облизнулись.)

- А живете вы где, гражданин помощник Генерального прокурора?

Помощник немного замялся от неожиданного вопроса.

- И живу совсем неподалеку - на улице Максима Горького. Это главная московская улица, там все главные магазины. И вообще, что вы меня об этом спрашиваете! Я - коренной москвич, родился в ней, всю жизнь прожил, знаю в Москве каждый переулок, не только улицу Горького!

Мы все стояли вокруг прокурора и Антонио, предъявлявших друг другу верительные грамоты. Я присутствовал при очередной наглой попытке хоть в чем-то, да обмануть заключенных. Мне было совершенно ясно, что этот тип знает только улицы Соликамска, а в Москве лишь здание прокуратуры да подвальчик с холодным пивом.

Как бы почувствовав мое состояние, Антонио ко мне слегка повернулся, и я ему тихо сказал:

- Спроси, где в Москве Хоромный тупик...

- А где, гражданин помощник Генерального прокурора, в Москве находится Хоромный тупик?

- Тупик Хоромный? Да нет в Москве такого. И вообще, нет в Москве никаких тупиков - ни хоромных, ни бесхоромных, ты мне брось тут экзамены устраивать!

И вдруг всем - от Антонио до самого последнего солдата - стало очевидно, что прокурор этот вовсе не из Москвы, что приезд его - липа...

Антонио, до того оживленный, вдруг напрягся как струна, побелел и, подойдя, вплотную к прокурору, спокойно сказал:

- Ихо дэ пута... Врешь, не из Москвы ты, и разговаривать с вами не будем!

Он резко повернулся и через мгновение вместе с товарищами был за воротами. Мы услышали скрип запираемых ворот зоны, с вышек испанцы кричали по-русски и по-испански почти одинаково звучащие слова, растерянный прокурор пошел к казарме - главному штабу осады мятежной командировки.

И в это время ко мне подбежал нарядчик:

- Разгон, быстро, немедленно мотай в зону, прямо в УРЧ.

...Они что - слышали? И кто доложил? И почему в УРЧ? Но когда вызывают в УРЧ, то не задают вопросов и не задерживаются. Я запыхавшись, вбежал в контору и открыл дверь в УРЧ.

Начальника не было, он находился в зоне военных действий у мятежной командировки, но лицо старшего нарядчика было совершенно расплывшееся.

- Разгон, тебе что сегодня снилось?

- Да ладно тебе, некогда мне с тобой шутками заниматься!

- Ничего себе шуточки! Свобода тебе! Понимаешь - сво-бо-да!

Из писем я знал, что мои близкие подали во все инстанции заявления, даже наняли адвоката, чтобы он поехал в Ставрополь, где меня в последний раз судили. Но чтобы так, сразу! И неужто можно этим шутить!

- Ну, давай быстро в КВЧ к одноногому! - Значит, серьезно! Одноногий инспектор КВЧ делал фотографии для тех, кто шел на освобождение.